Последующие несколько часов она провела как в тумане. Сходила к матери в комнату (к Максу ее теперь и силой не затащишь!) за подносом с посудой, вымыла ее, пропылесосила ковры в нижних комнатах, но делала все это механически. Ее точила мысль, что вот-вот должна возвратиться Люси, и мучило осознание того, что она не в состоянии противиться невероятному мужскому обаянию Макса.
Видит Бог, она всячески старалась от него защититься, справедливо опасаясь, что ее слабое сердце не выдержит соблазна! Но сейчас уже поздно и сделать ничего нельзя. Прежде Эмбер всегда считала, что ее любовь к Максу своего рода заболевание или вирусная инфекция, от которой она постепенно избавлялась на протяжении многих лет. Как она могла вообразить, что выздоровела, оправилась от этого недуга, от которого нет лекарств? И как могло случиться, что после всего ею пережитого она по-прежнему любит Макса?
Ее мрачные мысли прервал телефонный звонок. Работник местного гаража сообщил ей, что старый «лендровер» отремонтирован и его можно забрать в любой момент. Эмбер поблагодарила механика за то, что он так быстро устранил поломку, но, к удивлению Эмбер, тот в ответ лишь усмехнулся.
— Хотел бы я всегда иметь такую легкую работу, — пояснил он. — Тем не менее скажите маленькой Люси, чтобы она не выдергивала электрические провода из задней стенки щитка управления. Иначе вы с ней далеко не уедете!
— Да Люси со мной и не ездила! — запротестовала Эмбер, но в ответ услышала снова смех, а потом на другом конце положили трубку.
Эмбер, нахмурившись, пыталась понять, в чем дело, но тут во дворе раздался автомобильный гудок, и буквально через минуту в комнату влетела Люси.
— Мама! Мамочка! Мы замечательно провели время! — кричала девочка, обнимая мать. — Мы с Эмили видели Рождественского деда, и он подарил нам та-а-кие подарки! Просто потрясающие!
— Восторгам нет конца, — улыбнулась остановившаяся у входа в дом Роуз и отдала Эмбер маленькую сумку с вещами Люси. — Нам с ней было очень приятно, вела она себя безупречно. — Роуз решительно пресекла попытки Эмбер поблагодарить ее. — Я бы с удовольствием посидела у тебя и рассказала, как Мы развлекались, но у меня нет времени. Дома полно глажки, и надо что-то приготовить к ленчу.
Помахав на прощание подруге, Эмбер поспешила в дом, к Люси, но той нигде не было видно. Зато в кухне возвышалась фигура Макса.
— Вот и ты! Собирайся скорей, нам пора ехать, — сообщил он.
— Ехать? Куда? — Эмбер почувствовала, как екнуло ее сердце при виде Макса — этих мускулистых ног, обтянутых темно-синими джинсами, мощных плеч под синим же свитером, подчеркивающим его загар. Макс производил впечатление человека твердого, энергичного и — о ужас! — показался Эмбер таким невероятно привлекательным, что она с большим трудом удержалась от того, чтобы не кинуться ему в объятия. — Где Люси? — спросила она тревожно. — Я надеюсь, ты…
— Оставь, Эмбер! — прервал он ее нетерпеливо. — Я не сказал ничего лишнего. Просто пригласил ее вместе с тобой поехать посмотреть старый дом моей бабушки, точнее, то, что от него осталось, а затем позавтракать в местном кафе. Люси эта идея чрезвычайно понравилась. Особенно предложение вылепить с моей помощью снежную бабу.
Эмбер не знала, что ответить. С одной стороны, ей очень хотелось послать его к черту, с другой — он отрезал ей пути к отступлению, уже пригласив Люси. Если она откажется, девочка огорчится, будет разочарована. К тому же Эмбер, равно как и остальные соседи, никогда не была в доме бабушки Макса — старая леди Паркер последние двадцать пять лет жила в полном уединении. Сейчас дом, наверное, превратился в груду развалин. Но даже эти руины, призналась себе Эмбер, интересно посмотреть.
— Итак?
— Хорошо… Я согласна. Только вот насчет ленча у меня нет уверенности. В очень многих кафе не любят обслуживать маленьких детей.
— Это не проблема. Я уже позвонил в «Красный лев» и выяснил, что они не имеют ничего против ребенка. Но не забудь: на дворе подморозило, вам обеим надо одеться потеплее. — Макс критическим взглядом окинул ее стройную фигуру в кремовом свитере и коричневых вельветовых брюках. — Неплохо бы взять с собой термос с горячим кофе.
Вот проклятье, обо всем-то он помнит! — думала Эмбер, продолжая поиски Люси, которую обнаружила в конце концов на половине Вайолет. Девочка возбужденно рассказывала бабушке про поездку в Лондон.
Эмбер волновалась — как она сообщит матери, что они будут долго отсутствовать, но, к своему удивлению, застала Вайолет одетой и, главное, в превосходном настроении.
— Мне гораздолучше, так что обо мне можешь не беспокоиться, дорогая! — с сияющей улыбкой сообщила ей мать. — Поезжай спокойно, ни о чем не думай, развлекись.
Эмбер немного удивилась столь внезапному исцелению матери, но еще больше ему обрадовалась и, счастливая, побежала в кухню наполнить термос горячим кофе, после чего и она, и Люси, последовав совету Макса, тепло оделись.
Эмбер никогда не видела вблизи старинный викторианский особняк бабушки Макса. После пожара от дома остался только обгоревший остов с обрушившимися кое-где стенами да обломки статуй и ваз, валявшиеся на заросшей сорняками террасе, что высоко нависала над лесистой долиной. Однако большинство надворных построек, гаражей и сараев были в сравнительно хорошем состоянии. Равно как и оранжерея, куда они зашли с Максом.
— Твоя бабушка выращивала здесь когда-нибудь фрукты? — поинтересовалась Эмбер, осматриваясь в этом большом, красивом и удивительно теплом помещении.
— Не думаю. Но поскольку я никогда не встречался со старой крокодилицей, то наверняка не могу сказать. В настоящий момент меня больше интересует чашечка горячего кофе. Откровенно говоря, — добавил Макс, улыбаясь, — я и не предполагал, что лепить снежную бабу так трудно!
— Это труднее, чем можно предположить по первому впечатлению, — засмеялась Эмбер, глядя в окно на Люси, наряжавшую кривобокого, неуклюжего снеговика в длинный шерстяной шарф Макса.
После того как она так переволновалась из-за упорного стремления Макса ближе познакомиться с дочерью, Эмбер теперь испытывала некоторое облегчение, осознав, что ее тревога была напрасной. Макс вел себя с Люси, как вел бы себя с любой другой семилетней девчушкой, то есть не только весело хохотал над ее ужасными шутками, но и строго-настрого запретил приближаться к развалинам старого дома, которые могли в любую минуту обрушиться ей на голову.
— Как странно, что ты никогда в глаза не видел свою родную бабушку, — сказала Эмбер спустя несколько секунд, наполняя чашки горячим кофе и протягивая одну Максу, стиравшему пыль и паутину с двух старых ящиков. — Тем более что вы с отцом жили всего лишь в нескольких милях отсюда.
— Это долгая история, — вздохнул Макс, передернув плечами. — Но вкратце она сводится к тому, что бабушка моя была одиноким человеком, которого ожесточила жизнь. Муж ее погиб во время второй мировой войны, единственного сына случайно застрелили на охоте, и у бабушки осталась лишь дочь, в которую она вцепилась мертвой хваткой. Для моей несчастной матери наступили черные дни.
И Макс рассказал, как бабушка не разрешала дочери никуда ходить, была нарочито груба с ее приятелями и подругами, стараясь отвадить их от дома, и добилась того, что бедная девочка, по существу, превратилась в пленницу, которой предстояло всю жизнь быть бесплатной компаньонкой своей матери.
— Но почему же она не могла набраться храбрости и просто сбежать из дому?
— Судя по тому, что я о ней слышал, она была очень добрым и мягким человеком — вот почему. Она была не в состоянии кого-либо обидеть, а уж свою родную мать и подавно. К тому времени, когда Имоджен почти достигла среднего возраста, она уже не сомневалась, что никто никогда не женится на ней. Но она черпала силы в религии. К счастью, леди Паркер не возражала против того, чтобы ее дочь посещала столько, сколько ей вздумается, местную церковь в Элмбридже. Вот там-то моя мать и познакомилась с моим отцом.
Эмбер растрогал рассказ Макса о том, как преподобный Огастес Уорнер, рассеянный холостяк лет пятидесяти, горячо полюбил несчастную тридцативосьмилетнюю Имоджен Паркер.