Андрей Воробьёв больше не мог на это смотреть. Точка кипения достигла своего пика. Последняя беседа проходила с его непосредственным начальником – адмиралом Смеловым. Сначала он умолял остаться, а потом, когда Воробьёв уже откланяться, воскликнул:
– Мы тебя уволим!
– Чего? – едва не засмеялся Андрей.
– Уйдёшь с позором. Ибо нормальный капитан, никогда не покинет флот! Никогда не оставит свой крейсер. Как человек чести пойдёт с ним ко дну.
Тут Андрей не сдержался. Слова того, кто не был ни в одной космической миссии, были столь абсурдны, что стоили возмущений:
– Ты гнусный трус, адмирал Смелов!
После чего капитан злобно рассмеялся. Этот смех был ментальной пощёчиной для адмирала с говорящей фамилией.
– Ты боишься, что капитаны начнут уходить вслед за мной! Ну хорошо. Давай, уволь меня с позором. У тебя и так вся спина в плевках...
Конечно, Андрей хотел выразиться гораздо грубей, однако мундир ему этого не позволял. Пока не позволял…
Адмиралу впервые в карьере ответили грубо. Обычно все, в том числе и капитаны дрожали перед ним. А Воробьёв так вообще никогда голоса не подавал. Был как верный пёс, делал то, что ему говорят. Адмирал никогда не наблюдал такой дерзости в свой адрес. Никто не смел называть его трусом. Особенно в лицо. Смелый почувствовал свою слабину. Пока её не почувствовал нижестоящий в должности, адмирал рявкнул, едва не сорвав голосовые связки:
– Пошёл вон!
– Даже не знаю, зачем приходил, – нагло прыснул Воробьёв.
Покинув штаб, бывший капитан прыгнул на свой спортивный мотоцикл, накинул шлем и нарушая все существующие правила дорожного движения покинул город. Больше в Гофале его ничего не держало. Его страшно раздражал этот старый мегаполис. Столица земли больше не имеет для него никакого значения.
Он ехал и не видел дороги. Сейчас, нейро-имплант гнал мотоцикл. Он выехал на широкую восьмиполосную трассу, проходившую через густой хвойный лес. Движение было тяжёлым, но не для мотоцикла. Водородный движок и манёвренность позволяли резко объезжать идущие автомобили.
Перед глазами капитана стоял образ женщины, которую он упустил. Каждую ночь ему снится её улыбка, её смех и огонь в её карих глазах.
– Я всё исправлю, Карина, – твердил он себе. – Обещаю! Я всё исправлю. Я верну тебя домой.
Опасным манёвром он объехал автопоезд и выжал газ на максимум. Он ехал около пятисот километров в час при разрешённой скорости двести пятьдесят. Такая скорость была предусмотрена для тех, кто отдавал управление ИИ-импланту. Однако, имплант капитана был гораздо более продвинут и совершен чем те, которыми пользовались на Земле. Он позволял капитану гораздо быстрей реагировать. Для тех, кого обгонял, он казался лихачом.
Через несколько часов он приехал в Москву, где был промежуточный пункт назначения. Он припарковал мотоцикл у дворца спорта имени какого-то бойца двадцать первого века прошлой эры. Андрей помнил только его имя — Фёдор.
Бывший капитан снял шлем и забежал в здание. Подойдя в зал самбо, он взглядом окинул занимающихся детей.
– Дядя! – послышалось за спиной.
Андрей обернулся и увидел, как по коридору к нему идёт девочка лет десяти. Это была его любимая племяшка. Вот уж в ком он души не чаял. Не имея собственных детей, он отдавал свою отцовскую энергию ей. Девочка в спортивном костюме подошла к нему и грустно поздоровалась:
– Привет.
– Привет, Кира.
– Папа погиб, ты знаешь? – серые глаза девочки наполнились слезой. Свет, преломляемый и отражаемый слезой был виден издалека. Какой-то темноволосый мальчик подбежал и спросил:
– Кира, ты чего?
– Оставь нас, – попросил дядя.
Мальчик воинственно выпучил грудь и поинтересовался не Андрей ли обидел его подругу. За что моментально отхватил подзатыльник от самой Киры.
– Ладно-ладно, – ретировался школьник и скрылся в толпе.
Кира взяла дядю за руку и повела за собой.
– Пойдём в парк? – попросила девочка.
Воробьёв согласился. Спустя некоторое время они сидели на лавочке и ели мороженное. Летняя солнечная погода радовала. Было тепло, но не жарко. По парку гуляли москвичи. Кто-то с собаками, кто-то вышел на пробежку. Метров через тридцать на лавке, едва сдерживая порывы любви, сидела парочка студентов. Андрей неосознанно им завидовал. Он лишён этого. Его любимая томится на далёкой колонии и совсем не знает кем так любима.
– Папа страдал? – спросила девочка, рассматривая мороженое на палочке. Она сидела на лавке свесив ноги. Неосознанно она стала покачивать одной ножкой. Такое свойственно многим детям.