Поначалу я не знала, как отнестись к Буше. Не то, чтобы в нем что-нибудь смущало меня. Приятный человек, довольно любезный и даже старомодный. У него была привычка, разговаривая прижимать к груди распростертую ладонь, словно подчеркивая тем самым полную искренность каждого своего слова. Говорил он негромко и время от времени наклонялся вперед, когда рев машин на бульваре Сен-Жермен грозил заглушить его голос.
— Робер Годар, — проговорил он задумчиво, — человек необычный. Понимаете, не из тех, с кем легко иметь дело. Не любит с чем-либо расставаться. Невзирая на то, что в деньгах он нуждается, купить у него бронзового всадника будет сложно. И то лишь в том случае, если вы понравитесь ему.
То, что вопрос упрется в личные качества, мне и в голову не приходило, впрочем, ситуация была для меня понятна. Коллекционеры склонны к проявлениям собственнического инстинкта, у некоторых черта эта приобретает патологические черты, и если уж им приходится расставаться с одним из своих сокровищ, то они предпочитают отдать его в руки человека, способного оценить этот предмет.
— И где я смогу отыскать его? — спросила я.
— Хороший вопрос. Он — человек подвижный и не слишком любит рассказывать о том, где находится в данный момент. У меня есть номер его сотового телефона. Я устрою вам встречу.
Буше явно предлагал сделку. Ну что ж, деньги есть.
— Ваши условия? — поинтересовалась я.
— О, — взмахнул он рукой. — За установление контакта я дорого не возьму. Мы поговорим об этом потом.
— Я бы предпочла обсудить этот вопрос немедленно, — возразила я. — Мой клиент хотел бы приобрести эту бронзовую скульптуру, однако средства у него не беспредельны.
Приврала малость, однако следует признать, что определенные финансовые ограничения присущи даже миллиардерам.
— Один от продажной цены, — сказал он. Учитывая, что Беллерофонт мог уйти за пару миллионов, стоимость звонка составляла 20 000 долларов, однако я не знала, каким еще образом можно вступить в контакт с Годаром.
— Ну, а если сделка все-таки не состоится?
— Тогда просто пять тысяч.
— Хорошо, — проговорила я не без колебаний, надеясь, что Лейк не сочтет оплату услуг Буше частью моих расходов. Ладонь Буше разлучилась с грудью, на которой почивала, по всей видимости, почти постоянно, для короткого рукопожатия.
— Он канадец? — спросил Буше, поманив официанта, чтобы заказать нам по новой порции.
— Кто? — переспросила я.
— Ваш клиент, — ответил он.
— Разъезжает по свету.
— А каким делом он занимается?
— Электронной коммерцией, — я подумала, что подобное определение не слишком сужает область занятий моего клиента.
— Надеюсь, не из тех воинственных шестнадцатилеток, которые заработали свои миллионы, устроив интернетовские компании в подвале родительского дома. Наглая манера и совсем в американском стиле. Впрочем, идея вполне понятна. Парнишке захотелось поставить бронзовую лошадку на лужайке перед домом. Но что будем делать, если мама не согласится.
Он пристально посмотрел на меня, проверяя реакцию.
Я уклончиво усмехнулась. Пока оба мы держали карты у орденов.
— Так когда, по вашему мнению, я смогу встретиться с Годаром?
— Я позвоню ему сегодня вечером, — ответил он. — И как только вступлю в контакт, позвоню в ваш отель. Полагаю, что вы хотите встретиться с ним как можно скорее?
— Вы правы, — согласилась я.
— Отлично. Учтем ваше пожелание. Ваше время здесь достаточно свободно?
— Вполне, — сказала я. — Мне нужно сделать в Париже некоторые приобретения, однако я постараюсь приспособиться к расписанию месье Годара.
Я не могла позволить Буше подумать, что явилась в этот город лишь для совершения крупнейшей сделки в моей жизни.
— Хорошо. Я договорюсь с ним и дам вам знать, где и когда, — ответил Буше. Он дал знак принести счет. Я потянулась к сумочке.
— Позвольте мне, — предложил он, когда официант подошел к нам. — Вы гостья в Париже.
Потом он принялся изображать смущение и охлопывать себя по карманам.
— Бумажник, — сказал он наконец. — Выходит, я забыл его. Как неловко…
— С удовольствием, — проговорила я, протягивая руку к счету. Я не поверила этому типу ни на йоту. Четыре бокала стоили пятьдесят долларов. Так что спасибо Кроуфорду Лейку. Тем не менее во всем этом была и радостная сторона. Если Буше на мели, он, конечно, постарается обеспечить мою встречу с Робером Годаром.
— Значит, за мной должок, — сказал он, вручая мне свою визитную карточку. В том, что он выплатит этот долг, я сомневалась и очень сильно. Карточка оказалась самой простой, только имя и номер телефона. Должно быть, у них с Лейком и Годаром была общая черта в характере — нежелание называть кому бы то ни было собственный адрес. Я передала ему собственную карточку, снабженную куда большим количеством информации.
— Я позвоню, — пообещал он. — И если вас не окажется в номере, оставлю сообщение.
Мы вновь обменялись рукопожатием, и Буше растворился в толпе.
* * *Я превосходно пообедала в крошечном ресторане на Иль-Сен-Луи, опять же благодаря заботам Кроуфорда Лейка. Телефон зазвонил, когда я уже вернулась в свой номер.
— Ив Буше, — представился голос. — Я переговорил с Годаром. Виляет, как я и предполагал, когда речь заходит о бронзе. Говорит, что ему надо подумать день или два. Не беспокойтесь, он созреет. Не уезжайте из города, и я войду с вами в контакт через день или два.
Не слишком отрадная весть, однако мне случалось переживать и более крупные неприятности, чем вынужденная задержка в Париже. Хотелось бы знать, не сумеет ли мой нынешний приятель, Роб Лучка, раздобыть достаточное количество денег и освободиться на пару дней, чтобы провести их со мной. Однако, какая разница, сколько это будет стоить. У нас с Робом никогда не было ничего похожего на романтический уик-энд в Париже. Может быть получится на сей раз? И я набрала его номер.
Роб служил сержантом в Королевской канадской конной полиции. Друзьями мы были уже давно, но за последнее время сблизились еще больше. Не знаю, как охарактеризовать наши отношения и уже тем более, каким словом можно назвать его. Партнер? Что-то вроде. Супруг? Не совсем. Сумеем ли мы даже приблизиться к стадии супружества? Не знаю. Дружбу его я ценю более всяких слов. И общество его мне всегда приятно. Но начать совместную жизнь? Не знаю. Иногда я люблю свернуться в кресле перед камином и в полном одиночестве наслаждаться музыкой, мне приятной, ему ненавистной; в своих путешествиях я успела полюбить андскую флейту и гамелан,[3] которые приводят его в бешенство. Или можно включить слезливый видеосериал вроде Стеллы Даллас, залезть в самый заношенный купальный халат и помирать от блаженства. Наверняка и у Роба есть подобные слабости. Он любит фильмы про копов — а как же иначе — и чем круче, тем лучше, а также футбол. Конечно, подобные вкусы ничем не выделяют нас среди прочих пар, однако, если до сих пор все складывалось хорошо, зачем же что-то менять?
Если я все-таки испытываю некоторые сомнения в отношении статуса наших взаимоотношений, в одной части их колебаний у меня нет. Я имею в виду его дочь Дженнифер. Ее я попросту обожаю. Я всегда принимаю ее сторону, что вызывает некоторую напряженность в наших с Робом отношениях, и охотно бы видела ее каждый день на постоянной основе. Она учится в находящемся неподалеку от дома университете и большую часть уик-эндов проводит с отцом.
Ответила на звонок Дженнифер. Я выслушала все ее новости — новые шмотки, новый приятель и идиот (по ее мнению) профессор — а потом спросила про отца.
— Он на задании, — ответила она. Сердце мое тут же ушло в пятки. Задания, которые дают сержантам конной полиции, на мой взгляд, почти всегда опасны, если не угрожают самой жизни, хотя Роб и говорит, что я слишком драматизирую ситуацию. Когда мы познакомились, он отсиживался на канцелярской работе после ранения, полученного в столкновении с наркоторговцами, однако теперь здоровье его полностью поправилось, и вернулся к этим самым своим «заданиям». Он счастлив, а я негодую.