Иниго тотчас же решил посмотреть, не виднеется ли еще в море судно, уносившее, быть может, герцога; но, не разглядев ничего сквозь стекла, он не стал попусту терять время и открывать огромные окна, а побежал к двери, выходившей на узкую полоску берега, знакомую ему, как и вся крепость; выйдя на берег, он увидел лодку и лежавшую в ней молодую женщину; она была ему незнакома, но он сразу же подумал, что это Джиневра. На его неистовые крики сбежались товарищи и остановились, не зная, что и думать при виде женщины, брошенной в таком месте. Очень осторожно они перенесли ее на постель герцога, которую они застали в невероятном беспорядке и поспешно прибрали, как умели.
Несчастная измученная женщина, с исцарапанным лицом и растрепанными волосами, со следами крови на одежде, внушала сострадание Гонсало, который поторопился подняться в замок, чтобы поручить ее чьим-нибудь заботам. Так как ему не хотелось предавать все эти события огласке - тем более что он и сам в них далеко не все понимал, - он решил довериться Виттории Колонне, благоразумие которой было ему хорошо известно. Он вернулся в залу, нашел там дочь Фабрицио и повел ее к постели Джиневры; по дороге он рассказал ей обо всем, что случилось, и объяснил, что несчастной незнакомке необходима ее помощь.
Великодушное сердце Виттории Колонны с готовностью и радостью откликнулось на эту просьбу; подойдя к изголовью молодой женщины, она внимательно посмотрела ей в лицо, затем привела в порядок постель, поправила подушки, уложила ее поудобнее с тем заботливым и разумным участием, которым провидение наделило женщин, чтобы они приносили страждущим утешение.
Джиневра после всех перенесенных мучений оставалась в глубоком забытьи, говорившем о полном изнеможении; она не была без чувств, но и не приходила в сознание; она не сопротивлялась, когда ее укладывали в постель, и не замечала, когда дотрагивались до ее руки или головы. Глаза ее были открыты, но взгляд потух, и она озиралась, ничего не видя. Виттория понимала, что такое состояние было тем опаснее, чем спокойнее казалась больная; времени терять было нельзя. Она отпустила мужчин, но велела позвать служанок и принести различные укрепляющие средства; вскоре им удалось вернуть Джиневру к жизни, с которой, казалось, она уже расставалась.
Едва она пришла в себя, как с ужасом огляделась вокруг и сделала отчаянную попытку вскочить с кровати и бежать прочь; но она была так слаба, что упала бы, если б Виттория не подхватила ее и насильно, хотя и ласково, не заставила снова лечь.
- Боже мой! - сказала Джиневра. - Неужели вы в сговоре с ним? Ведь вы благородная женщина, вы молоды, прекрасны. Неужели вы не сжалитесь надо мной?
- Не бойтесь, - ответила Виттория, взяв ее руки и прикоснувшись к ним губами. - Все мы здесь, в крепости, готовы услужить вам, помочь и защитить вас; успокойтесь Бога ради, вам здесь некого бояться.
- Если это правда, - возразила Джиневра, снова спуская ноги с кровати, - пустите меня, пустите, дайте мне уйти.
Виттория подумала, что это стремление бежать прочь порождено расстроенным рассудком, и, видя, что женщина так слаба и измучена, принялась ласково уговаривать ее подождать хоть немного, но ужас перед местом, где она находилась, довел Джиневру до исступления, которое только усиливалось от возникавших препятствий; она все порывалась встать и со слезами говорила:
- Мадонна! Ради Бога и Пресвятой Девы, я умоляю вас об одном - дайте мне уйти с этой кровати; бросьте меня в море, в огонь, но только пустите прочь отсюда, с этой кровати. Я не причиню вам хлопот... Глоток воды... У меня все горит внутри... и позвольте мне сказать несколько слов фра Мариано, из церкви святого Доминико... Только прочь отсюда... Пустите меня...
И с этими словами она вскочила с постели. Виттория, видя ее непреклонность, не стала препятствовать ей. С большим трудом Виттория вместе со служанками снесла ее на руках вверх по лестнице в отдаленную комнатку, где Гонсало велел приготовить ей ложе. Когда Джиневру раздели и уложили, она вздохнула и сказала:
- Синьора, Бог видит все; он видит, что я всем сердцем молю его отплатить вам за добро, которое вы мне сделали. Пресвятая Дева, благодарю тебя! А вы, синьора... Спасибо вам за то, что я по крайней мере умру не в таком отчаянии... Прошу вас об одном - скорее позовите фра Мариано... Где я?.. Скажите мне, который час? День сейчас или вечер?
- Час ночи, - ответила Виттория. - За фра Мариано пошлют. Вы пережили слишком много тяжелого, и вас мучит напрасный страх; успокойтесь, милая, отдохните, здесь вы в безопасности; я вас не оставлю.
- Да, да, не оставляйте меня! Если бы вы знали, как отрадно становится сердцу, когда ваши ласковые глаза смотрят на меня. Присядьте здесь, на мою постель; вот я немножко подвинусь к стенке... Нет; нет, не думайте, что мне это трудно... Мне с вами лучше...
Несколько мгновений она лежала в оцепенении, потом внезапно заговорила, как в бреду, содрогаясь от ужаса:
- Если б вы знали, как это страшно! Быть заживо погребенной!.. Задыхаться под горой трупов... Смотреть в хохочущие лица разлагающихся мертвецов... Боже! Боже мой! Мне кажется, я все еще там.
Она прижалась к своей покровительнице. Та ничего не возразила на эти бредовые речи, так как понимала, что спорить бесполезно, а только обняла ее и ласково стала успокаивать.
- О, синьора, - продолжала Джиневра, пряча лицо на груди Виттории, - я сама не знаю, что говорю... Но я пережила такие мучения! И право, я не заслужила их... Что я ему сделала, за что он так поступил со мной? Пресвятая Дева обещала мне спасение... Я молилась ей всем сердцем... А она покинула меня... Правда, я грешница... но не преступная... а только несчастная... О, такая несчастная! Ведь я-то знаю, что творится в моем сердце... Никто, кроме меня самой, не поймет, сколько я выстрадала.
- Верю, дорогая, верю, - ответила Виттория, - только успокойтесь и не говорите, что Пресвятая Дева покинула вас. Разве не она послала меня осушить ваши слезы и облегчить ваши страдания? Видите, я здесь, с вами; я вас не оставлю. Если я нужна вам - не бойтесь, я никуда не уйду. А если вам потребуется еще чья-нибудь поддержка, если надо наказать вашего обидчика, загладить причиненное вам зло, скажите... доверьтесь мне. Мой отец, Фабрицио Колонна... Гонсало... все охотно придут вам на помощь.