— Барьер… — прохрипел он.
Собака отстранилась, села и недоверчиво наклонила голову. Впервые в жизни какое-то сомнение родилось в ней. Она смотрела на человека, словно ослышавшись, и не двигалась с места. Это была первая команда, которую она не выполнила мгновенно. Она заскулила. Заскулила, словно умоляя не давать ей выбора — доверять ли дальше человеку или же нет. Она спокойно смотрела даже в чёрный створ пистолета, поскольку тот был в руках того, кому она доверяла абсолютно. Она знала — он не выстрелит. Она верила, что не выстрелит. Для неё не могло быть иначе. Вера была настолько крепкой, что между ней и знанием стоял знак равенства. Сейчас же он вручил ответственность лично ей. Он приказал, и она должна принять решение — подчиниться или воспротивиться. В ней заворочался страх, который соперничал с верой в человека. Её собачий мозг упорно настаивал на том, что человек знает, что делает, и не в состоянии причинить ей вред. Инстинкты умоляли ослушаться. Она пыталась высмотреть в глазах человека что-то, что подскажет ей, поможет удостовериться в безопасности. Но, сколько она ни всматривалась, она не могла увидеть в них прежнего человека. Это были словно чьи-то чужие глаза. Словно мёртвые, словно слепые. Глаза смотрящие, но не видящие. Глаза пустые и не выражающие абсолютно ничего, что могло бы хоть намекнуть на хозяина.
Человек чувствовал, как взгляд овчарки шарит внутри него, подобно прожектору, словно выискивая что-то. Он с трудом соображал. Какой-то панический страх заставил его защищаться. Он зажмурился и одновременно с этим проорал:
— Барьер!
Собака вскочила, напряглась. Как животное на костяной рукоятке. Их позы были не похожи, но роднило другое — готовность действовать.
— Барьер, я сказал! — несмотря на размазанное состояние человека, команда удалась властно и твёрдо.
А вот закрыть глаза было ошибкой. Человек моментально оказался в невесомости, мозг потерял доступные визуальные ориентиры, закружил его, швырнул на пол. Хотелось схватиться за что-то, застыть на месте, но пространство вокруг ходило ходуном, изменяясь и раскачиваясь. Человек лишь невнятно простонал и вцепился в пол, раскинув руки.
11:02
— Чёёёрт, — прокряхтел человек, раздирая слипшиеся веки.
Ночная прохлада безвозвратно улетучилась и теперь нещадное утреннее солнце начинало уже прокаливать город. Человек положил дрожащую с похмелья ладонь на покрытое крупной испариной лицо. В мозгу стоял сплошной гул, не позволяющий проявиться ни мыслям, ни памяти. Было тошнотно, рвота подкатывала к горлу снизу, а сверху голову давил медленный тяжелый пресс. Небо нещадно лупило в него своим ослепительным, горячим фонарём. Человек с трудом сел. Стало хуже. Надо было перебираться внутрь. Организм потряхивало и ноги дрожали, когда он поднялся. Ввалившись в комнату, он автоматически запер балконную дверь и, с трудом сфокусировавшись, нашёл пульт от кондиционера. Включил. Поплёлся в ванную. Голова не соображала, не думала, не воспринимала ничего, кроме состояния тела. «Вот уж действительно отработал на славу. И напился, и забылся, а толку… Что вообще было-то?» — возникла первая мысль, когда он залез в ванную, сел и включил ледяной душ, остужаясь. Холодная вода помогла, после неё человек ощутил себя куда лучше, хотя до нормального состояния было ещё неизмеримо далеко.
Он вылез и, не вытираясь, побрёл по коридору в кухню, шлёпая босыми мокрыми ногами по ламинату. В холодильнике была предусмотрительно припасена полторашка минералки. Он, торопясь, открыл её и влил в себя треть, поморщившись от колючей, морозной жидкости. Привычно подошёл к окну, под которым стояла пустая собачья миска. Привычно достал корм. Насыпал. Обычно собака моментально прибегала, лишь заслышав гремящий в миске завтрак. На этот раз она не появилась. Человек удивлённо вскинул брови и обернулся. Вход на кухню был пуст. Он свистнул. И снова — никакой реакции.
— Хм… да где ж ты? — хмуро буркнул человек. — На балконе что ль тебя запер? Не заметил?
Человек снова дошёл до ванной и, обернув торс полотенцем, направился к балкону, причитая и жалуясь на чёртов алкоголь. В зале он остановился, оглядел предметы. Особого беспорядка он не учинил, квартиру не разнёс, хотя и боялся, что могло произойти именно так. Увидел нож на полу да из-под кресла едва виднелся край рукояти его табельного оружия.