- Вы с ума сошли, Уотсон! - заорал он и с бешенством взглянул на меня.
- Ну ладно, валяйте, - я махнул рукой и, совершенно случайно, попал Холмсу по уху, - извините.
- Деньги - понимаете, деньги! - нужны были ему для того, чтобы отдать карточный долг! - орал Холмс, размахивая руками. - Понимаете? Долг! Д-о-л-г!!!
- Как вы сказали? - спросил я очень вежливо.
Холмс зарыдал.
- Уотсон, помолчите хотя бы пять минут!
- Ну что же, - я демонстративно посмотрел на, часы, - начинайте.
- Понимаете, Грегори играл в бридж и сразу показался мне подозрительным. А как гласит теория вероятности, есть, есть такая теория, Уотсон, и нечего тут улыбаться, так вот, она гласит, что постоянный выигрыш есть явление маловероятное и практически не наблюдаемое, если, конечно, игра ведется честно. Правда, ходили слухи, будто в банке у Грегори хранится большая сумма. Слухи не подтвердились. Я обошел все лондонские банки и ни в одном не обнаружил вклада на имя Грегори Блэквуда...
- Послушайте - перебил его я, - но все банки свято сохраняют тайну вкладов.
- ...а следовательно, - продолжал Холмс, как ни в чем не бывало, оплата проигрыша была ему не по карману. С этого-то все и началось. Грегори знал, что по завещанию отца, ему полагается половина состояния...
- Не выдумывайте, Холмс! - воскликнул я. - В завещании старого лорда этого не было. Лорд завещал Грегори лишь книгу "Торжество добродетели".
- Этого не было в последнем варианте завещания, - торжественно произнес Холмс. - В первом же варианте состояние делилось поровну между братьями лорд Блэквуд никогда не скрывал этого - поэтому-то и был так поражен наш друг Дэниел, когда нотариус объявил его единственным наследником. Не меньше, и даже, пожалуй, в большей степени был поражен Грегори - правда, по его лицу этого нельзя было заметить, но, тем не менее, он был просто ошарашен - и недаром, поскольку, зная лишь о первом завещании, он решил отравить отца, чтобы получить наследство и разделаться с долгами...
- Кстати, Холмс, пять минут уже истекли, - лениво проговорил я.
- Чтобы отравить человека, нужен яд, - хладнокровно продолжал Холмс, но даже на это у Грегори не было денег. И он пошел на крайнее средство. Да, Уотсон, это он украл деньги у Дэниела, он ограбил своего родного брата, он и никто другой, хотя помнится, вы пытались подозревать слуг, леди Джейн и даже самого Дэниела. Да-да, не отпирайтесь, Уотсон, память у меня феноменальная. Такая идиотская мысль могла прийти только в голову моего друга...
Минут десять Холмс объяснял воображаемой аудитории всю абсурдность моих мыслей, ограниченность моих познавательских возможностей и недоразвитость моей центральной, а также периферийной нервных систем. Потом он спохватился и вернулся к своим рассуждениям.
- Воспользовавшись тем, что в зале никого не было, Грегори влез на шкаф и - одни за другим - вытащил все пятьдесят шесть фунтов стерлингов. Это произошло как раз семнадцатого октября. После этого он пошел в аптеку и купил яд. Подсыпать яд отцу не составляло никакого труда - Грегори часто оставался с ним наедине, но он совершил ошибку, которая его погубила оставил пузырек с ядом на месте преступления. А я, разбирая коллекцию лорда Хьюго, нашел его. - Холмс самодовольно ухмыльнулся.
- Еще бы - такой известный пузырист, как вы. Пузыролог! Пузырствующий пузыровед! Верлибрист! Остряк, каких мало! Каких очень мало! Каких лучше бы вообще не было! Канализатор! Какой вы умница! Как у вас только башка не лопнула! От ума!..
- Спасибо, дружище, - растроганно сказал Холмс, - вы единственный, кто может оценить меня по достоинству. Итак, почему же старый лорд изменил завещание? Он не хотел, чтобы состояние, нажитое таким трудом, вылетело в трубу, но, не желая разглашать семейную тайну, придал завещанию такую форму, по которой невозможно было бы догадаться о причинах столь странного решения.
- Откуда же парализованный узнал, что Грегори играет?
- Вы плохо знаете леди Гудгейт! - отчеканил Холмс. - Стоило Грегори встать на скользкую дорожку - и лорд сразу же узнал об этом. Это она. Не сомневайтесь.
Несколько минут Холмс раскуривал трубку, затем глубоко затянулся и продолжал:
- Итак, лорд Хьюго скончался. Завещание, а вернее, его последняя форма, разбило надежды Грегори на огромный капитал. Единственное, что досталось ему от отца - книга "Торжество добродетели". И у Грегори появилась новая надежда. Он решил, что завещанная книга сама представляет собой значительную ценность. Завещание вступало в силу только через десять дней, а срок уплаты долга уже истекал. Тогда, незаметно покинув зал, он пробрался в кабинет отца, нашел книгу и столь же быстро вернулся. Его отсутствия никто не заметил. Позже, уединившись, он просмотрел книгу. Представьте себе его разочарование: брошюра - такими увлекается леди Гудгейт - стоила не больше пяти пенсов и никаких денег в себе не содержала. В припадке ярости Грегори швырнул брошюру на пол и вдруг из нее вылетела бумажка. Грегори схватил ее и... - Холмс достал из кармана обрывок пергамента. - Я нашел это в книге, лежавшей у разрушенной стены спальни Дэниела. Здесь изображен план замка. Видите? На стене спальни - крестик. Грегори, решил, что там замурован клад, который позволит ему поправить свой дела. Но после смерти лорда замок переходил в собственность Дэниела Блэквуда и, соответственно, все, что в нем сокрыто, тоже. Незаметно разрушить стену не представлялось возможным - на шум тут же прибежали бы слуги. И тогда в голове Грегори созрел дьявольский план. Напомнив, с легкой руки Дэниела, легенду о призраке, он решил разыграть спектакль. Спрятавшись в замке, он дождался полуночи и, натянув на себя старый пододеяльник, с гнусным завыванием отправился бродить но коридорам. Своей цели он достиг - на следующий день замок был пуст - если не считать нас с вами - и Грегори беспрепятственно взломал стену. Но клада он не обнаружил!
Безаппеляционность тона Холмса вывела меня из себя.
- Откуда вы знаете - вы что, там были?
Холмс отечески похлопал меня по плечу.
- Разбирая свою коллекцию пузырьков, которые мне любезно предоставил лорд Дэниел, я обнаружил, что один из них завернут в пергамент, который мы, видимо, позаимствовали в кабинете покойного. Интуиция подсказала мне, что два имеющихся куска пергамента составляли некогда единое целое. Смотрите, Уотсон!