Когда мы появились в зале, пробиться к нотариусу не было никакой возможности.
— Давайте заберемся на галерею, — предложил Холмс. — Оттуда очень удобно наблюдать за происходящим.
— И бросаться бутылками, — блаженно улыбаясь, добавил Дэниел.
Наша компания поднялась наверх по скрипучей лестнице, заваленной тряпьем, рухлядью и всем тем мусором, который еще позавчера украшал полы зала.
С галереи все было видно, как на ладони. Плотная толпа обступила нотариуса, вскрывающего пакет.
— Это напоминает мне Ватерлоо, — задумчиво сказал мистер Наполеон. Тщедушный джентльмен в очередной раз дернулся и обреченно затих. — Помню вон там стояли войска Тамерлана, а вон там, — Наполеон показал на леди Гудгейт, — русские гренадеры…
И в этот момент раздалось:
— Я, Хьюго Блэквуд, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, оцениваемое в восемь миллионов девятьсот пять тысяч пятьсот десять фунтов стерлингов, а именно: родовой замок Блэквуд‑холл, поместья Гринфилд и Вудлесс‑холл в Девоншире и усадьбу Эмпти‑Плейс в Гемпшире со всеми примыкающими к ним угодьями, а также сбережения в ценных бумагах и ассигнациях…
Нотариус сделал долгую паузу, чтобы перевести дух. В зале стояла гнетущая тишина. Мистер Наполеон слушал нотариуса с таким напряжением, что даже не заметил, как удрал худосочный джентльмен. Холмс напоминал статую самому себе. Кузина-корзина с неженской силой стиснула мою правую руку. И только сам Дэниел невозмутимо вырезал что-то на перилах перочинным ножом.
— …моему старшему сыну Дэниелу Блэквуду!
Все ахнули. Чтобы не вызывать нездоровых толков, я тоже ахнул. Холмс, отличаясь яркой индивидуальностью, ахать не стал. Он чихнул. Внизу кто‑то с громким стуком упал в обморок. Как тут же выяснилось, это был Дэниел, сорвавшийся с галереи. Лицо его выражало крайнюю степень изумления.
— Принесите стакан вина! — воскликнула леди Джейн, склонившись над безжизненным телом мужа. — Скорее! Ему плохо!..
— Да, да! Принесите вина! — слабо произнес Дэниел, моментально очнувшись.
Нотариус, тем временем, продолжал:
— Младшему же моему сыну, Грегори Блэквуду, завещаю книгу «Торжество добродетели», хранящуюся в верхнем ящике моего стола, ибо уверен в нем и считаю, что он сам в силах добиться всего, чего пожелает, и материально обеспечить свое будущее. Книгу же сию, заключающую в себе подлинное сокровище, завещаю вручить ему пятнадцатого ноября сего года, в день его рождения… Дата, подпись и… И все, господа…
Толпа зашумела. Большинство собравшихся было явно разочаровано. Все бурно обменивались впечатлениями. Два джентльмена в одинаковых фраках перешли на крик и, энергично размахивая руками, пытались что‑то доказать друг другу. Леди Гудгейт весьма нелестно кого-то поминала, и этот самый «кто-то» был, судя по всему, ни кто иной как почивший лорд. Громко выкрикивая греческий алфавит, внизу появился мистер Наполеон. Он извлек из‑за шкафа укрывшегося там худосочного джентльмена и с жаром стал объяснять ему правила составления завещаний.
Дэниел сидел на полу и время от времени хлопал в ладоши. Мы с Холмсом кое как пробились к нему и, поздравив, помогли встать на ноги. Бокал вина, своевременно доставленный кем-то из слуг, помог Дэниелу прийти в себя, и он вновь попытался рассказать нам анекдот про конюха Фреда.
Вскоре к брату протиснулся Грегори. Он тоже поздравил его, очень горячо и очень искренне. Вопреки моим ожиданиям, он был совершенно спокоен. Я не мог не восхититься его благородством: если бы мой отец так распорядился наследством, я был бы по меньшей мере оскорблен. Грегори же, судя по всему, наоборот, воспринимал все как должное.
Внезапно среди присутствующих произошло какое‑то движение. Внимательно вглядываясь в лица окружающих, через толпу продирались три дюжих молодца. Один из них, отыскав глазами мистера Наполеона, воскликнул:
— Вот он!
— Наконец‑то! Она здесь, моя гвардия! — сказал Наполеон, царственно улыбнувшись.
Сначала собравшиеся только недоуменно переглядывались. Но когда двое стали одевать на Наполеона смирительную рубашку, раздались испуганные крики, и толпа хлынула к выходу. Через две минуты зал опустел. Последней к дверям добралась леди Гудгейт.
— Какой неслыханный скандал! — зловеще прошипела она и, на мгновение застряв в дверях, скрылась.
Не считая нас с Холмсом, в зале остались только Блэквуды, доктор Мак-Кензи да мистер Наполеон с гвардией. Самый мощный из гвардейцев с отеческой заботливостью зашнуровывал своего предводителя. Затянув последнюю веревку, он легко поднял триумфатора и понес его к выходу.
Наполеон как‑то очень хитро извернулся и, высунув голову из‑под мышки своего телоносителя, крикнул:
— Ватсон, будете в Риме, заезжайте ко мне в Ватикан! Спросите Аттилу — меня там всякий знает!
Двое оставшихся гвардейцев подошли к нам: