Вызвали такси. Зубов взял Петра на руки и вынес к стоявшей у подъезда «Победе». Баня находилась на Геслеровском проспекте, доехали туда быстро. Зубов опять поднял Жидикина и понес на себе. Встречные возмущались, сталкиваясь с ними в дверях: здоровые мужики, а озоруют.
— Да вот хочу проверить — вышибет дверь лбом или слабо́, — отшучивался Зубов.
В то время коммунальное обслуживание в Ленинграде было проще и доступнее простому человеку. В домах, к примеру, работали прачечные. Собирались по субботам хозяйки, кипятили в больших котлах воду, стирали в корытах, отжимали белье в центрифугах. Сушили рубахи, простыни да наволочки по чердакам. Брали у дворника ключи, открывали чердачную дверь и развешивали на веревках выстиранное. Места хватало, никто не воровал.
В банях были общие залы, но при них обязательно отдельные душевые и ванны. Банщик не только полотенце, простынку, свежую нательную рубаху подаст, но и веник березовый, спину потрет. После бани принесет кружку холодного кваса, а желаешь — пива «Жигулевского» с раками. Ловились раки где-то в избытке, продавали их даже в ларьках по три копейки за штуку.
Все проще, в расчете на разный жизненный уровень. В магазинах висели колбасы всех сортов, лежали на мраморных стойках белуга и осетрина, икра черная и красная, ветчина и буженина. Но в достатке предлагалось трески горячего копчения, обвязанной крест-накрест бечевой, селедки пряного посола и в горчице, жирной, полужирной, малой соли, с головой и без головы, атлантической, каспийской, тихоокеанской; были сыры, повидло яблочное и сливовое, в банках жестяных и прямо из бочек — деревянной лопаточкой доставал продавец из бочки и накладывал в посудину. Не выстаивали в очереди за огурцами и помидорами, за арбузами. Даже на рынке соленые огурцы были по тридцать копеек килограмм, свежие — до рубля. Заломи кто цену тогда за килограмм огурцов или помидоров в десять рублей, да его просто бы побили.
Можно расценивать подобное суждение как брюзжание: мол, известно, как старшие судят. В пору их молодости и сахар был слаще, и вода вкуснее. Но из песни слова не выкинуть, разнообразнее был выбор продуктов, с расчетом на заработок академика и на стипендию студента, оклад медсестры и посудомойки. Простая частность: в конце дня торговали в магазинах обрезками — остатками дорогих сортов колбас, ветчины, осетрины. Нынче такого понятия нет, все идет высшим сортом. Если и бывает пересортица, то в пользу работника торговли. Он отбирает себе и знакомым помидоры или персики — так один к одному, мясо — без жилочки, арбуз — самый большой. Покупателю — что останется, по принципу: кто успел, тот и съел. И никто не возмутится, а скажет слово, на своем попытается настоять — его очередь пристыдит: не до принципов ждущим, успеть бы самим купить.
Так вот, отнес Владимир Зубов Жидикина в ванну, а сам пошел париться в общий зал. Попарился, кваску попил да и уехал. А Петр остался. Миновало отведенное время, банщица и поторапливать принялась Петра Федоровича. Не вылазит мужик, нежится. У женщины терпение лопнуло:
— Вылезай, не то директора кликну!
— Позови хоть директора, может, он поможет мне выбраться. — Жидикину тоже надоело сидеть в ванне…
Тут пересменка у банщиц подоспела. Заступившая работница оказалась доброй и покладистой, лишать удовольствия не стала — пусть человек моется, если так любит ванну. И пора уходить Жидикину, а не в силах. Просить о помощи — неловко. Но влетел запыхавшийся Зубов:
— Вот штука так штука, забыл о тебе!
По дороге домой рассказал все по порядку. Попарился Зубов, под дождиком ополоснулся в душевой, кружку кваса выпил и уехал в общежитие. В комнате засел за конспекты, а читать не может, чего-то ему не хватает. Вроде должен что-то сделать, а что — никак не припомнит. И тут осенило: Жидикина в бане забыл!
Вечером, конечно, о приключении стало всем известно. Приставали с расспросами и хохотали до слез, когда рассказывал сам Зубов.
После первого курса (опять благодаря заботам Оксаны Рыбаковой) профком выделил Жидикину путевку в Батуми. С оплатой дороги в оба конца. Петр отказывался, но Надя настояла.
— Такая возможность отдохнуть. И думать нечего, ехать надо. Когда еще доведется?
— Лучше ты используй путевку. Тоже не мешает отвлечься, с утра до ночи как заведенная…
— Прекрати. Вдвоем все равно не удастся, денег нет на дорогу. Да и на практику обязана отбыть, знаешь ведь.
Решение приняла рискованное — ехать Петру одному. Пройдут годы, а Надежда Васильевна будет со страхом вспоминать эпизод в их жизни: как только могла согласиться! Вынуждали обстоятельства — вот и отважилась. Верила в благополучный исход. Не то не просила бы по возможности часть пути до Батуми проехать Черным морем. Помнила очарование тех мест по практике в Крыму и хотела, чтобы Петр не упустил случай полюбоваться красотой южного побережья.