Однако она уже догадалась, что собеседник инвалид, потому и сидит несколько неестественно, ровно вытянув ноги. Словно отдыхает после трудного перехода. Она поднялась и почти побежала. Ее растерянность, поспешный уход развеселили Жидикина. Да и думать о плохом в чарующую ночь не хотелось…
Начали супружескую жизнь Петр и Надя с казенными вещами — стола и кроватей, белья. В банный день по субботам выдавала комендант общежития свежие простыни и наволочки взамен старых, их приносили и бросали в общую кучу.
Радуется теперь Надежда Васильевна, глядя на пышные свадьбы. Невеста в белом подвенечном платье, с фатой, рядом торжественный жених, цветы и поздравления, блики фотовспышек, стрекот кинокамеры, традиционные хлеб-соль на пороге дома. Правильно, считает, поступают родители, помогая молодоженам на первых порах, воспитывая внучат. Поддержка нужна, и сегодня у молодых достаточно трудностей, свои приходится решать проблемы. Складываются и у них на пути такие ситуации, что не всегда выход найдешь, — на работе неполадки, с жильем загвоздка, ребенок болеет. Упустили момент — нет между мужем и женой понимания, наносятся обиды, рушится взаимная доброта, уходит любовь — не поправишь отношения. Не распалась вроде семья, а нет прежних чувств, горячей привязанности — словом, всего того, что влекло друг к другу до свадьбы. Вот и надо старшим в час испытаний протянуть руку, приободрить, хотя бы в небольшой мере облагородить обыденность, вселить веру в завтрашний день. Появится надежда на лучшее — исчезнет ощущение несчастья, неудачи сочтутся относительными (в какой семье их не бывает!), горести потеряют трагичность.
Петр и Надя рассчитывали на свои стипендии. Улучшить их материальное положение могла лишь отличная учеба, что прибавляло к семейному бюджету ежемесячно по десять рублей с каждой стороны. Добились и искренне считали себя людьми обеспеченными. Надя (фамилию после мужа оставила девичью — Толстикова) расходы вела экономно, деньги даже оставались. Берешь в долг чужие рубли, говорила, а отдаешь свои. У них уже занимали. Года за полтора скопили потихоньку порядочную сумму Петру на пальто. Купить, правда, не успели.
После зимней сессии остался без стипендии Саша Кобышев. На помощь из дому не надеялся, а жить на что-то должен был. Работать по совместительству студентам не разрешалось. Выход оставался один: брать академический отпуск и устраиваться на завод или на стройку. Не первый шел на такое, исход известен — возвращались к учебе единицы. Проходил год, глядишь, женился парень, обстоятельства круто повернули, браться за конспекты и учебники труднее, на стипендию садиться страшно.
Встретились друзья у Жидикина обсудить положение товарища, оставить одного в беде — значило предать. Узбечку Зинат Курбанову обучили русскому языку всем курсом, не допустили, чтоб отчислили по неуспеваемости. Годы спустя встретит Зинат в московском метро одну из студенческих подруг и скажет: «Только теперь я поняла, что ты сделала для меня». И наденет ей на палец свое кольцо.
Кобышев, чувствовалось, смирился с безысходностью положения, побывал в отделе кадров завода «Вперед». Обещали там работу и общежитие. Бодрился:
— Повкалываю годик, узнаю, как пот с носа капает!
— Зря хорохоришься, — постарался образумить друга Жидикин. — Отстанешь от курса — не наверстаешь.
— Другого выхода у меня нет! Если бы можно было не есть… Но цыган пытался отучить кобылу. Две недели не ела, почти привыкла. Одна беда — сдохла.
— Коль и затянешь ремень потуже, то лишь на пользу. На голодный желудок мозг работает лучше. А пока — возьми. — И Петр положил деньги на стол. — Мы с Надюшей потолковали и решили, что с пальто повременим. На целине заработаешь и вернешь.
Ходил Жидикин еще зиму в старом пальто, не раз штопанном и подшитом. Зато дружили еще крепче и распевали с азартом в шумном студенческом застолье: «На кого оставишь, милый мой дедочек? На кого оставишь, сизый голубочек?» — «На деверя, бабка, на деверя, любка, на деверя, ты моя сизая голубка…» Собирались в праздники обычно на квартире у Гали Григорьевой, она жила на Кузнецовской улице.
Поют эти шутливые песни и сейчас, встречаясь всем курсом. «Чем же борониться, милый мой дедочек? Чем же борониться, сизый голубочек?» — «Ледорубом, бабка, ледорубом, любка, ледорубом, ты моя сизая голубка…» Собираются через каждые пять лет. Пусть полысели мужчины, потеряли талии женщины, а верность студенческому братству сохранили. В каждой группе в пору их молодости была своя «могучая кучка», готовая ринуться в бой за справедливость, подать руку помощи, защитить достоинство женщины.