Выбрать главу

«Болели» театром, выстаивая очереди в Филармонию, где был «свой» человек — билетерша, она помогала покупать билеты на галерку. В антракте встречались с любимыми профессорами — Григорием Михайловичем Фихтенгольцем и его дочерью, Дмитрием Константиновичем Фаддеевым и его женой Верой Николаевной, академиком Владимиром Ивановичем Смирновым, доцентом Тиморевой с сеткой на черных с синим отливом волосах. И были равные среди равных.

На факультете бегали смотреть на профессора Ладыженскую, красавицу с толстой косой. Туго заплетенная коса как бы оттягивала голову слегка назад и создавала горделивую осанку. В сорок лет Ладыженская имела широкую известность как ученый, стала лауреатом Ленинской премии.

Влюблялись, конечно. Не говорилось вслух, но кто не знал, что Борис Спасский дружит с Юлей Тхаганской, а Валентин Солдатов неравнодушен к Нине Морозовой, Евгений Григорьев ухаживает за Люсей Матюшевой. После третьего курса Спасский перевелся на другой факультет, и у Солдатова не стало соперника для игры в шахматы. Спасский — впоследствии известный гроссмейстер, Солдатов будет говорить в шутку, что это его уроки послужили началом для блистательного восхождения Бориса.

Они никогда не унывали. Поехали на целину, жили в недостроенном детском саду — охрану ночами несли сами ребята. Предосторожность не лишняя: немало работало среди шоферов тех, кого досрочно освободили из мест заключения. На погрузке зерна девчата не уступали парням. Жарища, пыль, а они повяжут косынки так, что лишь глаза видны, и только ведра да совки мелькают. Оптимизм их объяснялся, может, тем, что все — дети комсомольцев тридцатых годов.

Унынию не поддавались, верно. Сидели как-то зимним вечером в общежитии, от голода животы подвело. Стипендию задержали, в карманах пусто. Не выдержали, наскребли на буханку хлеба. Бросили на морского — кому идти в магазин. Выпало Гале Вишневской. Собралась она быстренько, убежала. Чайник на плите забулькал, а Гали нет. Но тут вбежала, запыхавшись:

— Ребята, хлеба не было. Тогда я вот… Салаки свежей купила!

— Ура!

На радостях всех будто ветром подхватило. Вмиг почистили рыбу, поджарили, ели обжигаясь. Казалось, лучше кушанья и не существовало на свете.

Темпов суетной студенческой жизни не выдерживали и стальные туторы Жидикина. Приходилось чинить их, заменять на новые. На заводе, где изготовляли протезы, мастера шутили: на Петра Федоровича и работают. Приезжал Жидикин, только когда отремонтировать туторы сам был не в состоянии. А не хотел наведываться на завод лишний раз потому, что в очереди дожидались такие, как он, покалеченные войной и продолжавшие сражение. На улицах города люди не говорили о прошлом, его старались забыть. Не могли зачеркнуть его ни врачи, ни больные — как ни силились. Не отрастали оторванные ноги и руки. Особенно больно было смотреть на блокадных детишек, кого не пощадил полиомиелит. Печальнее зрелища не увидеть, чем игра таких детей.

Щемило у Жидикина сердце, хотелось чем-то порадовать ребятишек. Отправляясь на примерку, попросил съездить с ним Солдатова. По дороге остановил такси.

— Вот деньги, — сказал Солдатову, — возьми яблок ящик.

— Ты что, миллионер?

— Тут не только наши с Надей. Скинулись ребята. Яблоки пацанам на заводском дворе раздашь. От меня им будет неловко принимать подарок.

В эту пору Жидикин решил учиться ездить трамваем.

— А что! — заявил жене. — Наши расходы резко сократятся. Моя ведь стипендия уходит практически на такси. Стану ездить общественным транспортом — прибавка к нашему бюджету существенная.

— Очередь тебя живо отвадит, — пробовала Надя свести все к шутке. — Станут трамвай задерживать, как же!

— Научимся подниматься на площадку без опозданий. Рывок, еще рывок — и мы в вагоне. Практика — критерий истины.

Жидикин поехал в трамвайный парк, попросился на прием к начальнику. Тот принял неожиданного посетителя, стул предложил.

— Просьба к вам не совсем обычная, — начал Петр разговор издали.

— Слушаю внимательно.

— Говорят, на полатях лежать — так и ломтя не видать. Выделите мне свободный вагон.

— Вам… отдельный вагон?! — опешил начальник трампарка и подумал, что собеседник не в здравом уме. — Ездить в нем собираетесь?

— Да нет! Буду подниматься на площадку и спускаться. Подниматься и спускаться. До тех пор, пока не устану.

— А дальше?

— Отдохну и снова начну подниматься и спускаться. Пока не научусь.

— Зачем вам это?

— Деньги хочу экономить. На такси ездить, знаете, дороговато.