— Здесь все железное? — только и спросила, коснувшись рукой переборки.
— Сталь, мама.
— Ох, детки, детки! Ни травинки, ни листочка зеленого…
— А это моя каюта.
Переступив высокий порог, мать по-крестьянски оценила уют: мягкий ковер, заботливо заправленная койка с белоснежными простынями. Последнее выделила с женской наблюдательностью.
— Кто же ухаживает здесь?
Михаил Федорович улыбнулся, уловив настороженность в словах. Мол, не потому ли не торопишься домой?
— Женщин на корабле нет. Сами должны уметь. Матросы и стирают, и гладят. Уборка кают и кубриков — их дело. И хлеб сами пекут.
— Печка, значит, есть?
— Есть. В море не всегда могут хлеб подвезти. Вот и обходимся своими возможностями. И воду для питья морскую опресняем. Берем прямо из-за борта. Установки на то поставлены.
В кают-компании офицеры как раз к обеду собрались. Мать вошла, и сидящие за столом встали.
— Сидите, сыночки, — сказала с материнской приветливостью.
Ее, хозяйку, привыкшую к опрятности в доме, каждодневной уборке, опять порадовали чистота, льняная скатерть, белые тарелки, нарезанный щедро хлеб. Железный корабль, а по-домашнему. Принесли первое, затем подали второе. Подавали матросы, что несколько смутило, — выполняли ее работу. Привычнее, когда сама ухаживала, потчевала радушно. И подмывало взять работу на себя, спросить, где тут кухня, посуда. Но сдержалась.
Мария Ивановна похвалила борщ и плов.
— Добрая господарка готовит вам.
Офицеры заулыбались. Командир вызвал кока. Появился высокий парень в белой форменке. Вытянув руки по швам, доложил о прибытии.
— Он и варит? — не поверила Мария Ивановна. — Счастливая будет та дивчина, которую посватает такой хлопец. — И повернулась к сыну: — Справедлив будь к подчиненным. Они от матерей оторваны, скучают по ласке. Ты командир им, но ты и батько. Доброе слово железные ворота отопрет.
Пинчук поступал, как мать наказывала. С той лишь разницей, что для нее все они были дети чьих-то матерей. Для него, командира крейсера, — защитники Отечества. Незыблемо понятие: оборона родной земли. Слаженность экипажа, полная отдача офицера и матроса — залог успеха. Он был требователен к подчиненным.
На крейсере он воспитывал не только послушных исполнителей приказа, но и людей сознательных, для кого чувство долга сливается с внутренней необходимостью. Командиру до всего дело: как матрос накормлен, что из дому пишут. На «Грозном» установлен строгий порядок: молодому матросу койка выделяется, старослужащий на рундуке спит. На рундуке жестче, но у старшего закалка флотская, подготовка больше, сознание выше. Старший передает молодому матросу опыт, а вместе с ним и традиции. Конкретность обретают слова на фотографиях, их дарит командир крейсера тем, кто уходит в запас: «Отчизну защищать иди на флот. Здесь школа мужества и доблести оплот».
После обеда Мария Ивановна осматривала корабль. Привыкшая к мягкой земле, траве росной, теперь она ступала по железной палубе. Возле установки главного ракетного комплекса задержалась.
— Что за трубы такие?
— Отсюда стартуют ракеты, мать.
— И далеко летят?
Пинчук подумал, как объяснить матери скрытую мощь, на каком удалении многотонная ракета способна поразить цель. У нее, колхозницы, свои мерки, своя точка отсчета — село Великий Злеев, где родилась и состарилась, где ведома каждая стежка. От порога хаты и отмерил километры.
В глазах матери увидел Михаил Федорович обеспокоенность, даже тревогу. Она осознавала ответственность, какая лежала на сыне, ее мальчике, которого вскормила грудью, поставила на ноги. Не спала ночами, когда он болел. И теперь он, взрослый, облеченный доверием, поступал самостоятельно. Крестьянка, знавшая извечный труд, понимала, как в мире все хрупко, если на такое расстояние ракета способна донести заряд, уничтожить все живое.
Незащищенность матери тронула сердце сына, хотелось успокоить, развеять опасения. Напрасно терзает себя — на то и несут они бессменную вахту, чтобы не подступило горе к отчему порогу, чтобы дети не знали сиротской доли. Смотрел на обгоревшую краску надстроек — матросы соскабливали железными щетками, готовились красить все заново — и вспоминал силу огня при недавних стрельбах.
Пока «Грозный» стоял в гавани, Мария Ивановна приходила еще на причал. Приводили внучата. Отправлялась из дому и шла через парк, мимо утопающего в крапиве деревянного летнего театра. Цвели липы, нежный запах манил пчел, а море от жары, казалось, расплавилось и застекленело.