Выбрать главу

Впервые слушал Бахтин редкий сюжет о пире у князя Владимира, по праву сторонушку от которого сидел Илья Муромец, а по леву — Дей Степанович. Затем последовал и вовсе неизвестный фольклористам вариант песни «Ай во славном было во городе». В ней Садко похваляется, говорит, что казна новгородская богаче казны князя московского.

Ай во славном было во городе, Во чудесном все было во ка… Ай ну во кабаке. Е-ай да что там пьет да Садко, пьяным напива… Ай напивается, Е-ай да, что да в своем-то глупом уме он выхваля… Ай выхваляется.
«Ай да что я продам-то, я да продам да Москву-то ее, вот(ы) снова да вы… Ай да выкуплю, Е-ай да что да пожаром спалю, ее снова вы… Ай снова выстрою.
Ай да что казна-то новгородская да Богаче-то казны князя моско… Ай да московского. Е-ай да что захочу-то я куплю себе да княги… Ай да княгинюшку, Е-ай да княгинюшку-то вот все я да замо… Ай да заморскую, Е-ай да и да на то я не спрошу только, скажем… согла… Ай да согласия Е-ай да князя-то, скажем, вот только да моско… Ай да московского».

Репертуар Каргальского оказался обширным, многое практически ушло из народного музыкального быта, в том числе песни о сыне Стеньки Разина, об адмирале Ушакове и Петре I. Увлекшись предложением Бахтина, Андрей Иванович поехал на родину, чтобы записать и ему неизвестное. Однако возвратился ни с чем.

— Собралась в хате родня, знакомые, — рассказывал после, — запел я старую казачью: «Разродимая моя сторонушка, да не увижу больше я тебя»… Никто не поддержал. Не знают. Запел «Молодость» — тоже не знают…

Вот так и возвращается к нам, казалось, забытое давным-давно. Возвращается благодаря собирателю, который жадно прислушивается к народному слову в автобусе и электричке, за праздничным столом, в городской квартире и деревенской избе. У гардеробщицы Лениздата Бахтин записал вариант старинного романса, а тетрадочку редкостных олонецких причитаний подарил ему актер Григорий Диомидович Душин. Тому она досталась от наследников одной умершей женщины. Читаешь и мороз по коже — языческая вера, когда человек ощущал природу как равную себе, обращался к усопшему как к живому. В поезде от железнодорожника услышал сказку о сметливом солдате. А что было бы, замечает писатель, если бы в Вознесенье не познакомился с Павлой Максимовной Коняевой, не заглянул бы в дом, не услышал бы ее слабенького голоска:

Не кукуй, моя кукушечка, Ой, не кукуй моя да рябая, Во сыром-то во лесочке, Да во сухом-то борочке…

Кто они, хранители народной культуры? Уже известная нам Мария Николаевна Тихонова — колхозница, в войну побывала в фашистском концлагере, Владимир Андреевич Горбунов — железнодорожник, глава семьи, где семь детей; Мария Ивановна Котова — фуражир на ферме, Петр Константинович Тимофеев — машинист городской водонасосной станции в Лодейном Поле. А за Трохой Любытинским, настоящим скоморохом, ремесло которого идет от древних гусельщиков, Бахтин «гонялся» на Псковщине три года. На праздниках да семейных торжествах Троха народ веселил.

Услышать все — тут не надо многого: достаточно проявить любознательность, оглянуться вокруг да прислушаться…

Дело около Волги-реки было.

Идет один раз Стенька Разин в город. Попадается ему навстречу старушонка с маленькой девочкой. Старушонка корову ведет продавать, а девочка сзади идет, подгоняет.

— Здорово, старуха! — говорит он ей.

— Здравствуй, добрый человек, — отвечает она.

— Куда, старуха, путь держишь?

— Да вот в город корову веду продавать.

— А что, она лишняя у тебя, что ли?

— Да нет, не лишняя, милый человек. А что же делать мне, коли хлеба нет? Лучше хлеб есть с малыми детушками, чем молоко пить. Осташняя корова — не помога в семье. А ребят-то у меня четверо. Вот самая старшая со мной идет.

Поглядел Стенька Разин на корову, подумал немного да и спрашивает опять:

— Сколько ты хочешь за свою коровушку?

— Рублей тридцать, — говорит старушонка.

— Продай мне!

— Что же, купи. Мне все равно, кому продавать: хоть тебе, хоть другому. Покупай.