– Я против громких звуков, потому что мои нервы расшатаны в результате боя. Я встаю в самые безбожные часы и очень ленив. Я до сих пор храню свой старый служебный револьвер, хотя, скорее, из сантиментов, чем для практического использования. Когда я в хорошем расположении духа, у меня появляется ещё один ряд пороков, но на этом пока достаточно.
– Вы включаете игру на скрипке в свой список раздражающих факторов?
– Это, безусловно, зависит от игрока, – сказал я. – Хорошо сыгранная скрипка – удовольствие для богов, но плохо сыгранная…
– Прекрасно! – воскликнул Холмс с весёлым смехом. – Я думаю, что мы можем считать это дело решённым, если апартаменты вам подойдут. Зайдите за мной завтра в полдень, мы сходим туда вместе и всё уладим.
Мы пожали друг другу руки. Стэмфорд и я оставили его работать с химическими веществами, а сами пошли к моему отелю.
– Кстати, – внезапно спросил я, останавливаясь и поворачиваясь к нему: – Как он вообще узнал, что я был в Афганистане? Мой спутник загадочно улыбнулся.
– Это его маленькая особенность, – сказал он. – Многие люди задаются вопросом, откуда он порой знает всё до мелочей.
– Загадочно, не правда ли? – Я в нетерпении потёр руки. – Я безмерно благодарен вам за то, что вы свели нас вместе. Мне очень интересно изучение людей.
– Вам будет достаточно сложно его разгадать, – сказал Стэмфорд, прощаясь со мной. – Готов поспорить, он узнае́ т о вас больше, чем вы о нём.
Мы пожали друг другу руки, и я вошёл в свой отель, долго раздумывая о новом знакомстве.
На следующий день я встретился с Шерлоком Холмсом, как и было условлено, и мы пошли посмотреть апартаменты 221Б по Бейкер-стрит. Две комфортабельные спальни и большая гостиная занимали первый и второй этажи с двумя широкими окнами, выходящими на Бейкер-стрит.
Стоимость была очень разумной, и мы сразу же договорились жить вместе. Я вернулся в отель, чтобы собрать свои вещи, и тем же вечером перевёз их. На следующее утро Шерлок Холмс переехал с несколькими коробками и чемоданами, и мы оба начали распаковывать вещи. Я был доволен и квартирой, и моим соседом.
С Холмсом жить было несложно. Он почти всегда ложился спать до десяти вечера и уходил из дома до того, как я вставал утром. Часто он работал в больнице в почти лихорадочном темпе, но, как он и описывал, иногда казалось, что он впадал в своего рода меланхолию и целыми днями бездельничал на диване, не произнося ни слова.
Этот человек привлекал меня своей таинственностью всё больше и больше. Сама его внешность и манеры были необычными. Он был из тех людей, кто всегда привлекает к себе внимание окружающих из-за своего роста. Будучи более шести футов[1] ростом, он был настолько стройным, что казался ещё выше. Его глаза были пронзительными, а подбородок и ястребиный нос придавали ему решительный и настороженный вид.
У меня было достаточно времени для изучения Холмса, потому что я всё ещё был недостаточно здоров, чтобы продолжать работать врачом и даже выходить на улицу, если погода была плохой. У меня не было друзей, с которыми я мог бы проводить время, и поэтому я наслаждался тайной, которая витала вокруг Холмса. Я всё ещё не знал, чем именно он занимался. К одним предметам у него был огромный интерес, а к другим – нет. Он знал много случайных фактов, но ни один из них не привёл бы его к какой-либо карьере. О других более общих понятиях он не знал. Я обнаружил, что он ничего не знал о Солнечной системе, и я не мог поверить, что в девятнадцатом веке мог быть кто-то, кто не знал бы, что Земля вращается вокруг Солнца.
– Кажется, вы удивлены, – сказал он. – Но теперь, когда я это знаю, я сделаю всё возможное, чтобы забыть об этом.
– Чтобы забыть об этом?
– Понимаете, – объяснил он, – я считаю, что человеческий мозг подобен пустому чердаку: вы можете заполнить его всем, чем захотите, но его ресурс конечен, поэтому вы должны мудро выбирать то, что считаете важным.
– Но речь ведь идёт о Солнечной системе! – возразил я.
– Ну а какая мне польза от этой информации? – нетерпеливо спросил он. – Вы говорите, что мы вращаемся вокруг Солнца. Но если бы мы вращались вокруг Луны, для моей работы это не составило бы никакой разницы.
1
Шесть футов равны примерно ста восьмидесяти трём сантиметрам (