Да и дома он не был одинок. Доктор Уотсон, конечно, относился к нему порой достаточно критически, но все же более преданного друга трудно было найти. Да и хозяйка, потом домоправительница Холмса миссис Хадсон готова была простить ему и пальбу из пистолета, и химические опыты, портившие атмосферу во всем доме, и привычку музицировать в любое время суток, и бесчисленных посетителей, частью которых оказывался сам переодетый Шерлок Холмс. Этого «самого неудобного квартиранта в Лондоне» она не просто терпела — обожала. Незаурядность этого человека сразу бросалась в глаза. Без Шерлока Холмса «полицейский роман» никогда бы не стал современным детективом.
Второе (ему казалось, что первое) место в произведениях Конан Дойла занимают его исторические сочинения.
Тот же «Майках Кларк», который ввел Конан Дойла в литературу, был опубликован не без труда. Артур все-таки был в это время не более, чем не известный никому за пределами города портсмутский врач, покушавшийся почему-то на литературную славу, и требования к нему предъявлялись по меньшей мере странные. Издатель, согласившийся выпустить в свет «Майкаха Кларка», потребовал, например, чтобы автор сократил роман ровно на сто семьдесят страниц, поскольку он именно на этот объем превышал роман Генри Райдера Хаггарда «Она» (1887). Тот ведь как-никак успел уже прославиться своими «Копями царя Соломона» (1886)!
Но успех «Майкаха Кларка» подбодрил не только самого автора, но и его издателей. Второй исторический роман Конан Дойла «Белый отряд» (1891) был опубликован уже без большого труда и утвердил его в качестве исторического романиста. Это и до сих пор самый читаемый из такого типа романов Конан Дойла.
Между «Майкахом Кларком» и «Белым отрядом» разница принципиальная. Действие «Майкаха Кларка», как нетрудно будет заметить читателю, происходит в период смуты после смерти английского короля Карла II в 1685 году, когда герцог Монмаут попытался не допустить на трон его законного наследника Якова И, католика по вероисповеданию. (С католической родней Конан Дойла это его произведение отношений отнюдь не улучшило.)
Действие «Белого отряда» происходит во время Столетней войны (1337—1453), в Средние века, а это значило очень многое. Конан Дойл рассказывал потом, что «был воспитан в средневековом духе», и эпоха, о которой он сейчас писал, была для него как родная. Поэтому и герои его приобрели черты живых лиц. Потом великий историк Марк Блок в своей «Антологии истории» (1941) написал, что «если даже считать, что история ни на что иное не пригодна, следовало бы все же сказать в ее защиту, что она увлекательна». Конан Дойл и написал увлекательную книгу. Правда, увлекательность эта несколько иного рода, чем в повестях и рассказах о похождениях Шерлока Холмса и доктора Уотсона. В «Шерлокхолмсиаде» читатель сталкивался с людьми, которых каждый день мог встретить на улице, — иное дело, что узнавал он о них куда больше, чем если бы просто бросил на них беглый взгляд. Иначе дело обстоит с историческими романами. Как справедливо пишет наш историк А. Я. Гуревич в статье, приложенной к книге Блока, «проблема социальной психологии имеет существенное значение для исторической науки, и вовсе не потому, что она, как иногда представляют, помогает «оживить» прошлое. Не принимая ее во внимание в должной мере, историк рискует впасть в «самый непростительный из всех грехов» — в анахронизм, приписав людям других времен и другой культуры... не свойственные им эмоциональные установки и нормы поведения... Поскольку же мир... исторически изменчив, то изменчиво и сознание людей. Оно детерминировано всем строем общества, его культурой, религией, господствующими нравственными нормами. Человек — член социальной группы, которая в значительной мере моделирует его сознание и определяет его поступки».
Но проблему сознания приходится понимать достаточно широко. Блок замечает, что «заблуждаются те историки и психологи, которые обращают внимание только на «ясное сознание». Читая иные книги по истории, можно подумать, что человечество сплошь состояло из логически действующих людей, для которых в причинах их поступков не было ни малейшей тайны». Это совершенно ошибочное мнение, и мы сильно исказили бы проблему причин в истории, если бы всегда и везде сводили ее к проблеме «осознанных мотивов». Помимо всего прочего, историку нередко приходится сталкиваться с «представлениями, сопротивляющимися всякой логике».