Выбрать главу

Надежда Чаликова собиралась в ближайшие дни "на побывку" в Москву и с утра отправилась в Центральный универмаг за кое-какими покупками.

Внезапно легкая музыка стихла, и из радиоточки зазвучал встревоженный голос диктора:

- Передаем срочное сообщение...

- Ага, наконец-то! - Василий спешно подошел к репродуктору и усилил звук.

- Двадцать минут назад в Центральном универмаге произошел сильный взрыв. Есть жертвы и раненые. Пострадавшие доставляются в первую городскую больницу. На месте взрыва работает следственная бригада...

Не дослушав сообщения, Дубов выбежал из конторы и поспешил вниз по лестнице, перескакивая через две и даже три ступеньки. Минуту спустя "Москвич" мчал его в направлении больницы.

Первым, кого детектив встретил в приемном покое, оказался ни кто иной как Ивлев. Поэт с перевязанной рукой слонялся по вестибюлю, наблюдая, как "Скорые" и просто попутные машины подвозят новых раненых. Увидев Василия, Ивлев кинулся к нему.

- Что с тобой, Коля? - заботливо спросил детектив.

- Ерунда, бандитская пуля, - засмеялся Коля, хотя случай для шуток был совсем не подходящим. Просто поэт находился явно в состоянии сильного "вздрога". - Но тебе, Вася, я признаюсь, как родному - у меня там золото и бриллианты! - Ивлев затрясся, как в нервическом припадке. И вдруг погрустнел: - Я уж надеялся, оставят хоть на пару дней на казенных харчах, но ты же видишь, что тут творится... Перевязали и отпустили.

- В универмаге? - коротко спросил сыщик. Поэт закивал. - Может быть, ты там заметил что-то подозрительное?

- Конечно, заметил! - радостно подхватил Коля. И доверительно понизил голос: - Но ты никому ни-ни! Я видел, как Скрипка, ну, это один из...

- Знаю, знаю, - перебил Дубов. - И что же?

- Ну вот, я видел, как он что-то опускал в мусорник.

- Взрывчатку?

- Не знаю, что именно, слышал только, что в том отделе громче всего бабахнуло.

- Ты должен немедленно рассказать об этом полиции! - воскликнул детектив. - Вон, я вижу, инспектор Берг...

- Нет-нет, что ты! - испуганно проговорил поэт. - Они же борцы за политические идеи, а я их что, буду "закладывать", будто какой-нибудь Азеф? - И Коля, торопливо простившись, поспешил к выходу.

Детектив неодобрительно покачал головой и подошел к инспектору:

- Что нового, Аскольд Мартынович?

- Сами видите, - буркнул инспектор. - До чего дожили...

- А как насчет моего дела?

Аскольд Мартынович выразительно глянул на Дубова, будто хотел сказать: "Тут такое, а вы со своими глупостями", однако сдержался:

- По-моему, Василий, вы снова не там копаете. В логике вам, конечно, не откажешь, но с фактами слабовато.

- А хоть соседку вы допросили?

- Допросили, - не очень ласково глянул инспектор на Дубова, - но она все отрицала. Дескать, ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знаю.

- Как так! - изумился Дубов. - Она же мне сама говорила...

- Разумеется, мы ей напомнили о том, что она вам говорила, - не без тени ехидства подхватил инспектор, - и знаете, что нам ответила почтеннейшая Марья Васильевна? Сначала она сказала, что никакого Дубова знать не ведает, а через пять секунд заявила, что Дубов - подонок, мерзавец и враг русскоязычного населения. И чем это вы ей так насолили?

Василий не успел ответить, так как к ним подошел доктор Серапионыч. Он был в белом халате и, похоже, только что отошел от операционного стола.

- Здравствуйте, доктор, - вздохнул инспектор Берг. - Что это вы здесь, а не в морге?

- Покойники подождут, - деловито ответил доктор, - а живым сейчас моя помощь куда нужнее.

- Скажите, Владлен Серапионыч, Чаликова здесь, или?.. - Дубов порывисто схватил доктора за руку.

- Здесь, - отведя взор, ответил доктор.

- Ну и как, как она?

- В критическом состоянии. В момент взрыва оказалась вблизи эпицентра. Но будем надеяться на лучшее.

- Если с ней случится худшее, то никогда не прощу себе... - прошептал детектив.

- А вы-то тут причем? - удивился Берг.

- Ведь я ее втянул в свои расследования. И знаете, что я вам скажу: цель этого взрыва - устранить Чаликову.

- И у вас есть реальные основания так считать?

- Ну разумеется! По моей просьбе она в последние дни усиленно "копала" под национал-большевиков...

- Опять вы за свое, - неодобрительно перебил инспектор.

- Да у вас, голубчик, просто мания преследования, - скорбно покачал головой Серапионыч. - И вообще, друзья мои, извините великодушно, я должен возвращаться к своим пациентам.

- Вы можете считать меня маньяком, сумасшедшим и кем угодно, но я уверен, что смерть Лавини и взрыв - звенья одной цепи! - заявил Дубов, когда они с Бергом остались вдвоем. - И если вы меня сумеете в этом переубедить, то я съем свою шляпу и галстук впридачу!

- Не надо, они вам еще пригодятся, - проворчал инспектор. И тут его словно прорвало: - Да, да, да, вы тысячу раз правы, эти лимоновцы - настоящие головорезы, и я совсем не удивлюсь, если ваши подозрения подтвердятся! Но вот так вот взять и арестовать их мы не можем. Недостает доказательств. Вот если бы удалось схватить их, что называется, с поличным, на месте преступления...

- Откуда такая щепетильность, Аскольд Мартынович? - пристально глянул Дубов на инспектора.

- А то вы не понимаете?

- Представьте себе, вот такой вот я непонятливый.

- Ну ладно, давайте начистоту, - решился инспектор. - Вы знаете, как к нашему государству относятся в Москве. И прекрасно понимаете, какая вонь подымится, если мы тронем нацболов. Припомнят и нарушения прав человека, истинные и мнимые, ну и так далее по списку, вплоть до, - инспектор невесело ухмыльнулся, - туркменских красных стрелков. И кричать будут почти все - независимо от того, как кто из политиков относится к экстремистам в самой России. Просто по принципу "наших бьют". Да и вообще, ни для кого не секрет, что за Абелем и компанией стоят российские спецслужбы. А уж на что чекисты способны - не мне вам объяснять.

- Так что же, выходит, ничего нельзя сделать? - упавшим голосом произнес Дубов.

- Пока - ничего, - подтвердил Берг. - Разве что придумать какой-нибудь совершенно неожиданный ход... Ну ладно, что-то я тут с вами заговорился, а мне еще свидетелей допрашивать. И еще, - обернулся он на прощание, думаю, не нужно вам объяснять, Василий, что откровения, на которые вы меня вызвали - не для широкой публики.