К этому времени промышленность Запада отлично освоила выпуск дисков — пластинок уже не для граммофонов с громоздкими, смешными на вид трубами, похожими на рога изобилия со старинных картинок, а для плоских изящных патефонов. Диски Вертинского обрели огромные тиражи всюду, где приютились убежавшие из рухнувшей империи беженцы. А сам артист стал пайщиком большого «русского» ресторана на Елисейских полях, где еженощно он выступал в программе.
Насколько велика была тиражность пластинок Вертинского, можно понять из эпизода, который он мне поведал сам уже в 40-х годах в Москве. Примерно году в тридцатом Александр Николаевич поссорился с женою и на время переехал в комнату, которую снял в большом парижском доме. Дело было летом. Окно комнаты выходило во двор, как и еще 120 окон шести этажей каменного здания. И вот с утра до ночи во многих квартирах единовременно исполнялись на патефонах диски Вертинского. Несчастный автор и исполнитель песен не знал ни минуты покоя. Артист не выдержал такой пытки и съехал на третий день…
О чем же пел в те годы Вертинский? Что принесло ему славу? Кое-что из дореволюционного репертуара он сохранил: например, экзотику типа «бананово-лимонного Сингапура», «Антильского принца» и кое-что еще. Но в основном теперь наш артист воспевал приметы ушедшего времени и ушедшей, казалось, навеки родины. Петербург и Москва. Обычаи и нравы прошлого. Меланхолически вспоминал Вертинский эти реальные некогда подробности былой жизни. Его бесчисленная аудитория обливалась слезами, слушая оснащенные соответствующей музыкой короткие фабулы песен. Социальный заказ выполнялся полностью. То был уже не эстрадный номер, а некое воздвижение знамени…
Интересно отметить, что некоторое — небольшое — количество пластинок Вертинского проникло с Запада к нам в СССР, начиная с конца 20-х годов. Они были недоступны широким кругам слушателей и вообще ни значения, ни влияния не имели. Однако иной раз становились предметом пародий… Еще один эпизод, о котором мне рассказал сам Вертинский в 45-м году. В начале 30-х годов некие антрепренеры пригласили его провести выступление в Румынии: Программа намечалась плотная: начинались гастроли в Бухаресте и даже западнее румынской столицы, пересекали всю страну и заканчивались у восточной границы — в то время этой границей был Днестр. Нельзя забывать, что после гражданской войны королевская Румыния оккупировала часть Бессарабии. Эта область (западная часть Бессарабии) вернулась в состав СССР только в 40-м году. А в Бессарабии проживало много людей, которым был знаком русский язык. Концерты Вертинского привлекали публику. Именно там написал Александр Николаевич свою песню:
Что за ветер в степи молдаванской!
Как звенит под ногами земля!..
11 легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя…
Но вот началась вторая мировая война. Гитлер оккупировал Францию. Отношение немцев к русским эмигрантам не было похожим на ту поддержку, какую они имели со стороны французского правительства.
Вертинский уезжает в Шанхай. Почему именно туда?
В этом огромном городе обосновалась сравнительно большая колония русских. Каждый из беженцев этой географической ориентации проделал путь до южного берега Азии по-своему: кто проник сюда через Маньчжурию — Харбин и Мукден; кто добирался дорогами Монголии; а кто покинул пределы России через Хабаровск и Владивосток. Но по мере того как японцы захватывали территорию Китая, все эти люди были оттеснены в международный город со многими кварталами иностранных владений. О существовании русских эмигрантов в Шанхае хорошо написано в романе Н. Ильиной «Возвращение». Автор романа была привезена сюда ребенком. Маленькая Наташа с матерью и сестрою проделала весь путь от почти русского города Харбина до тропического и совсем чуждого эмигрантам Шанхая. Впрочем, в результате военно-географических перемен тут образовалась, как мы уже говорили, значительная колония русских. Во всяком случае, на несколько лет Вертинскому хватило аудитории для его выступлений (конечно, в ресторанах). В Шанхае тех годов выходила даже небольшая газета на русском языке — и, кажется, не одна…