Выбрать главу

— Помилуйте, этот Расплюев какой-то бродяга. Такого и не пустили бы в гостиную Муромского…

Но зрители конца прошлого века уже настолько разнились от церемонного барина Сухово-Кобылина, что им казалась игра Давыдова реалистической. И умный автор закончил свое суждение так:

— А впрочем, если публике это нравится, пускай будет по-ихнему…

Неправда ли, интересная выходит параллель к нашему случаю?

Мне хочется привести здесь описание того, как Ильинский играл Аркашку уже в качестве артиста Малого театра с таким партнером в роли Несчастливцева, как Пров Михайлович Садовский…

К знаменитому дорожному столбу из «Леса» Островского вместе с трагиком Несчастливцевым подходит маленький человечек с узелком на палке, в немыслимом каком-то кепи и пегих штанах. Востренький нос и бородка движутся непрестанно. Он очень смешон — бывший любовник, впоследствии комик и суфлер — Аркадий Счастливцев. Он смешон и когда он хочет вызвать смех, с буффонным нажимом произнося простые слова «Днем с огнем не найдешь» несколько в нос: «Дынюом сы агнюом ни найдешшш!»

Он смешон и тогда, когда вовсе не пытается вызвать смех: когда жалуется на судьбу или упрашивает трагика обращаться с ним уважительнее.

Но он очень часто задумывается — бывший любовник, бывший комик, бывший суфлер, а ныне бродяга. И, задумавшись, показывает зрителю жестокое лицо со стиснутыми зубами. Видно, что человек этот привык к горю, привык к тому, что никому на свете нет дела до его бед. А бед было многовато и будет еще не меньше.

Аркашку били не раз, и он боится чужих кулаков. Подхалимство по отношению к сильным — хотя бы этим сильным оказался его же собственный товарищ, трагик Геннадий Демьянович, — укоренилось, стало чем-то вроде привычки. Какая может быть тут речь о человеческом достоинстве? Однако нет, иногда вы вдруг улавливаете у Аркашки интонации и жесты личности, которая кое-что понимает в светском обхождении. Это — как редкие ворсинки бархата на потертом диване.

Очень смешной персонаж Аркашка. И очень страшный. Когда глядишь на Аркашку — Ильинского, вспоминаешь слова-Тургенева: «О, как безобразно обглодала бедность это несчастное существо!»

Помнится, Игорь Владимирович сказал мне, что в Малом театре он играет Аркашку совсем не так озорно, как в былые дни в ГОСТИМе. А у меня было ощущение, что я гляжу все тот же спектакль 23-го (если не ошибаюсь) года. Как же так? Ларчик открывается просто: Ильинский действительно убрал остро подчеркнутый ритм, мизансцены сгладились, костюм добыли в гардеробе Малого театра, нозерно образа у актера осталось то же, потому что оно и в прежнем спектакле было намечено верно, правдиво и убедительно. Потому-то я и не усмотрел существенных изменений.

Еще я помню Ильинского в роли Шмаги в постановке Малого театра (Кручинину играла тогда В. Н. Пашенная).

У многих зрителей, вероятно, появилась мысль: не будет ли опустившийся актер Шмага похож в исполнении Ильинского на опустившегося актера Аркашку Счастливцев а?

И вот в номер к Кручининой, вместе с Незнамовым, входит Шмага. Нет, нет, внешне они совсем непохожи — Шмага и Аркашка.

Это совсем другой человек. Точнее, это, может быть, тот же человек, но стоящий на другой ступени социальной лестницы. Аркашка, который еще не сорвался, не стал бродягой. Шмага зимой щеголяет в летнем пальто, у него катар горла от вечных простуд и пьянства (Ильинский очень мягко передает эту деталь). Он служит весьма неаккуратно, но платит же!

Основное свойство Шмаги — Ильинского — гордость. Шмага и говорит, разумея себя: «Артист горд!»

Уморительна надменность Шмаги. Шляпа с полями в три вершка изогнута и надвинута на лицо самым причудливым образом. Пенсне — органическая деталь грима: когда оно спадает с носа, Шмага даже не щурится. Но смотрит он все равно поверх пенсне. Очень надменный поклон. Садясь в кресло, Шмага складывает ноги величественным движением, обращая внимание всех присутствующих на этот свой жест. Губы все время сжаты в презрительную гримасу. Смеется демонстративно — тоже как в театре: «Ха! Ха! Ха!»

Он не говорит, а вещает. Делает паузы в середине фразы и даже в середине слова:

«Мы! Слышали. От нашего патрона. Что вы говорили с губер (пауза) натором?»

Очень смешно. Совершенная карикатура — не Ильинский, а Шмага. Но что лежит в основе этой карикатуры? Откуда почерпнуты жесты, интонации, повадки, манеры?

Сегодняшний молодой зритель, может быть, и не знает оригинала этой карикатуры. А мы помним их, так называемых «порядочных людей», людей привилегированного общества. Надменные господа, которые ни на секунду не забывали о том, что они обладают «достоинствами», каких лишено большинство населения.