Игорь Владимирович обладает способностью одним только намеком, жестом, определенным положением головы или глаз, тональностью голоса и прочими столь же лаконичными приемами выразить важнейшую черту того животного, в какое захотелось баснописцу обратить своего героя. Вот, например, в басне Крылова Ильинский изображает свинью, подняв плечи и опустив голову. Благодаря этому появляются у исполнителя и второй подбородок, и короткая шея свиньи. Остается только добавить характерные для хавроньи медлительные и как бы связанные движения головы по сторонам, сопровождать это хрипом, при одышке напоминающим хрюканье, — и еще до того, как произнесено первое слово, вам ясно, что перед вами типичный экземпляр домашнего животного, излюбленного баснописцами для олицетворения неблагодарности и низменности.
Популярная басня Михалкова «Заяц во хмелю» неоднократно передавалась по радио. Иной раз зрители в концерте сами просят Ильинского прочитать эту полюбившуюся им пьесу. И наш артист воистину остро и убедительно передает облик, манеру говорить и даже повадки пьяного зайца.
Абсолютно ясно, что в голове у косого шумит выпитое им вино. Именно это и делает его вдруг ни с того ни с сего таким хвастливым. Но, в сущности, хвастаться и бушевать заяц не привык. Он очень неумело симулирует эдакое «бра- тарство»…
Замечательный поэт С. Маршак нашел в Ильинском истолкователя и комментатора нескольких своих вещей, казалось бы далеко не похожих одна на другую. И опять-таки Ильинский обнаруживает в своем материале актерское богатство большее, нежели авторские замыслы.
Прежде всего хочется вспомнить и описать исполнение Ильинским детского стихотворения Маршака «Лодыри и кот». Перевоплощаясь в лодыря, артист подымает брови. Глаза делаются круглыми и глупыми, движения — размашистыми, ритмичными, плавными. Раскачивая плечами и взмахивая руками, Ильинский показывает, как беззаботно катаются на коньках неразумные лодыри. Это очень смешно, похоже на подростков и в то же время полностью передает тему.
Но вот появился кот. Его слова, оказывается, наполовину состоят из мяуканья.
«Мне, коту усааатому, только год!» — сообщает нам кот. И видно, что у кота забот много. Это, так сказать, мыслящий кот. Полная противоположность лодырям… Ах, как это смешно, опять-таки неожиданно (очевидно, от этого эпитета нам не уйти, покуда мы говорим о творчестве Ильинского) и соответствует теме стихотворения!..
Лодыри задают коту вопрос. Если это возможно, они еще глупее, вопрошая, чем просто катаясь на коньках. А кот и дальше показывает себя серьезным животным. Он-то знает, зачем нужна грамота!.. Очаровательно решено это стихотворение!
Стихотворение «Дом, который построил Джек» носит шуточный характер. Версификатор Маршак обнаруживает здесь свою высокую технику. Но Ильинский и здесь перекрывает автора своею техникой чтеца, артиста, выдумщика. Каждая строчка в этой пьесе решена у Ильинского по-своему. Решения идут крещендо: они делаются все сложнее, все забавнее, все ярче…
Тут и скороговорка, и шепот вместо знакомых слов, и солидный повтор (дескать, мы с вами знаем, о чем пойдет сейчас речь)… А заключающая скороговорка самой длинной последней строчки читается артистом виртуозно. Я знаю много исполнителей скороговорок на эстраде и в театре, скороговорок музыкальных и чисто речевых. Но такой скорой скороговорки (извините за тавтологию) я ни у кого не слышал. И главное — ни один звук не пропадает для аудитории. Каждое словечко воспринимается слушателями так, словно эти фразы сказаны на ухо всякому сидящему в зале. И от такой техничности вся вещь обращается в новое, уже не чисто техническое, а очень эмоциональное произведение. Есть что-то невыразимо детское в этом детском стихотворении, когда его читает Ильинский.
Мне кажется, что Ильинский, применяя самые рискованные и динамические приемы в художественном чтении, все-таки остается на почве этого чтения, а не уходит в драму.
Ильинский читает рассказ Чехова «Пересолил».
Сразу же, в начале рассказа, он показывает нам, как трясется на телеге по лесной дороге герой рассказа — трусливый землемер. Показывает в действии — то есть сидя на стуле, колотится спиною об его спинку, как бы понуждаемый к тому неровностями почвы. Как будто это чистый театр: мизансцена, более того — трюк, вызывающий смех публики (так надо называть подобную деталь с точки зрения обычных мерок). Но вот я, зная актера Ильинского, подумал: «А как сыграл бы роль землемера наш артист, до- ведись ему участвовать в самделишной инсценировке этого рассказа?» И сразу мне делается ясно, что «плуг» Ильинского при исполнении на эстраде берет именно тот слой почвы, который и надо брать. Чуть-чуть глубже — и перед нами спектакль «еп Ггас». Чуть-чуть выше пойдет артистический «плуг» — и перед нами возникнет безвкусный водевиль вместо рассказа, хотя и шуточного почти, но принадлежащего перу человека, который и в молодости, в пору бездумного писания легковесных вещиц, стихийно, подсознательно воспроизводил явления жизни с точностью великого таланта.