Беседа о разных случаях плагиата и писания «негров» за автора, обозначенного на обложке книги. Анна Андреевна говорит:
— Теперь никто сам не пишет. Только одна я написала «Белую стаю» сама…
По поводу моей заметки о дагерротипе Достоевского, где отчетливо видны неистовые глаза автора «Бесов», Анна Андреевна сказала:
— у Блока тоже были светлые глаза такой взгляд, что казалось, будто вы ему мешали смотреть куда-то дальше вас, за вами… Хотя я, например, была у него, по его настойчивому приглашению, желанной гостьей.
— Жаль, что Гёте не знал о существовании атомной бомбы: он бы ее вставил в «Фауста». Там есть место для этого…
Рассказ Н. А. Ольшевской:
«К нам пришел Борис Леонидович. Анна Андреевна ему впервые прочитала свое стихотворение, посвященное ему. Он стал хвалить стихи. И потом они оба стали разговаривать о чем-то. О чем, я не могла понять даже отдаленно. Как будто не по-русски говорили. Потом Пастернак ушел. И я спросила:
— Анна Андреевна, о чем вы говорили?
Она засмеялась и сказала:
— Как? Разве вы не поняли? Он просил, чтобы я из моего стихотворения о нем выбросила строчку о лягушке…»
(Во второй редакции этой вещи лягушки нет. Просьба была уважена.)
О Брюсове:
— Он знал секреты, но он не знал тайны.
В пятидесятых годах Анна Андреевна говорила мне:
— Только в очень ранней молодости можно, входя в русскую литературу, взять себе татарское имя.
И еще: во время войны, в эвакуации в Ташкенте, Анне Андреевне приходилось выслушивать сожаления, что она — Ахматова, а не Ахметова. Ибо с буквою «а» это имя принадлежит казанским татарам, а с буквой «е» принадлежало бы узбекам.
И все-таки ее чествовали в Ташкенте как внучку Бабура. (Бабур — один из прямых потомков Чингиз-хана.)
А в Казани говорили:
— Татарская женщина выглядит не как Сейфуллина. Татарская женщина — это Ахматова…
Она почти физически сострадала несчастным людям.
Помню, однажды ко мне пришел человек с изуродованным лицом: последствие того, что в детстве его ударила копытом лошадь. Ом сидел в углу, а Анна Андреевна со своего постоянного места на нашем стареньком диване изредка бросала на гостя виноватые взгляды, словно это она была виновата, что черты его лица так искажены…
Анна Андреевна отличалась удивительной чуткостью. Можно было бы говорить об ее телепатических способностях. Например, внучка Н. Н. Пунина — Аня, которой тогда было лет 12, однажды спросила поэтессу:
— Почему ты идешь открывать дверь раньше, чем позвонят?
Анна Андреевна рассказывала, как однажды шла по Ленинграду и, приближаясь к углу Невского, подумала: «Сейчас встречу Маяковского». Он действительно вышел ей навстречу и сказал:
— А я иду и думаю: сейчас встречу Ахматову.
Сын Ахматовой — Л. Н. Гумилев, видный историк-востоковед, — как-то рассказал матери о необычных высказываниях и поступках одного из потомков Чингиз-хана (надеюсь, что не путаю). Анна Андреевна заметила:
— Это говорит мне, что хан был христианином.
И впоследствии Лев Николаевич нашел подтверждение такому предположению. Но сделать такой вывод, основываясь на скудных сведениях о жизни давным-давно умершего кочевника, на мой взгляд, означает необыкновенное проникновение в суть.
И еще раз я хочу отметить беспримерную щедрость и доброту Анны Андреевны. Она многие годы бедствовала. Знавала и голод… Но если у нее появлялись деньги, она раздавала их всем, кто только ни попросит.
А как ей нравилось делать подарки!
Как любила Анна Андреевна веселое застолье!..
Чем старше становилась, тем больше любила окружать себя молодежью. В нашем доме часто собирались друзья моих сыновей. И Анна Андреевна, радостная, оживленная, сидела на своем обычном месте на диване в нашей маленькой столовой, слушала громкие шутки собеседников, из которых старшему едва исполнилось 25, шутила сама…
Более того: часто именно по инициативе Анны Андреевны затевались такие пирушки. Она часто просила моих сыновей организовать «бал», по ее выражению, — собрать сверстников, распорядиться насчет трапезы…
1966–1974
Когда я произношу или слышу слово «поэт», прежде всего в моем сознании возникает Юрий Олеша.
Я неоднократно встречался и разговаривал с В. В. Маяковским; много раз видел Сергея Есенина; учился в средней школе вместе с Луговским. Ко мне домой приходил не раз Борис Пастернак. Я дружил с М. А. Светловым. Но эти два слога — «поэт» — ассоциируются для меня именно с обликом Юрия Карловича…