— Ну-ка, нарисуйте тигра. (Я рисую.) Что вы! Тут не хватает главного! Как же вы не заметили, что тигр — сутулый?..
Олеша сперва движением плечей и рук показывает походку тигра (это — стоя на месте), а потом рисует пером на бумаге фигуру тигра в профиль. И действительно: тигр получился сутулый. Его спина как бы образует тупой угол поближе к шее. И передняя лапа, видная на рисунке, тоже согнута и вывернута, словно это рука сутулого человека. Рисунок Олеши оказался гораздо более похожим на тигра, чем мой обстоятельно реалистический набросок!..
А как он шутил! Его шутки тоже выражали характер мышления поэта.
…Поздней ночью, возвращаясь домой, Юрий Карлович обратил внимание спутников на то, что в доме писателей в проезде Художественного театра, где тогда обитал и сам Олеша, — все окна темные. И Олеша с комическим гневом воскликнул:
— Подумайте! Все уже спят! А где же ночные вдохновенья?! Почему ни один из них не бодрствует, предаваясь творчеству?!
В кафе «Националь», которое часто посещал Юрий Карлович, он сидел в компании друзей-литераторов. А за другим столом поодаль два приятеля горячо о чем-то спорили. Один из сидящих с Олешей сказал:
— Вот эти двое самые глупые среди нас. Мы это знаем давно. И вот они так ссорятся… Интересно, что вызвало их дискуссию?
Олеша придумал мгновенно:
— Они выясняют теперь, кто глупее — Гёте или Байрон? Ведь у них — свой счет… С обратной стороны…
Незадолго до войны, Олеша, будучи в Ленинграде, подписал договор с местным отделением Детиздата. Он получил аванс и покинул издательство часов в 12 дня. А в 3 часа пополудни Юрий Карлович позвонил в Детиздат и потребовал к телефону директора.
Озадаченный директор взял трубку:
— Я вас слушаю, Юрий Карлович!
— Вот я подписал с вами договор. Требую внести в него поправки!
— Какие поправки? — тревожно спросил директор.
— Читаю по прежнему тексту: «Детгиз» в лице директора— с одной стороны… и Юрий Карлович Олеша, в дальнейшем именуемый «автор»… Вот это надо изменить!
— Как изменить? Зачем?
— А вот так: «…в дальнейшем именуемый «Юра»… «Юра обязан», «Издательство выплачивает Юре…», «Юра не вправе»… Ясно?
Уже после войны я был в гостях у Л. В. Никулина вместе с Олешей. Вместе мы и покинули квартиру Вениаминовича (который, кстати, очень любил Олешу, восхищался его шутками и дарованием и очень хорошо написал о нем). И Никулины и Олеша жили в писательском доме в Лаврушинском переулке. Во дворе к Олеше подошел обыкновенный драный кот и требовательно обратился к нему, как написал когда-то А. Н. Толстой, «хриплым мявом».
Олеша нагнул голову и виновато сказал:
— Послушай, у меня для тебя сейчас ничего нет… Я принесу завтра котлету… ты будешь есть котлету?
Но кот не желал ждать до завтра. Он повторял свое требование громче и протяжнее. Олеша зачастил извинения:
— Пойми, сегодня уже поздно… Где я могу достать для тебя еду?.. Завтра я с утра куплю котлет или мяса… Неужели ты не можешь переждать несколько часов?!..
Поверьте: я не придумал эту сцену и не шучу. Так разговаривать с животными мог только доктор Гаспар из «Трех толстяков». Добрый доктор Гаспар, придуманный Олешей!
Когда бы вы ни встретили Олешу, он всегда полон новой мыслью, наблюдениями, открытием, образами и рифмами, неожиданными заключениями по поводу исчерпанных, казалось бы, тем и явлений. И настолько полон, что сейчас же принимается рассказывать вам свои сомнения или утверждения, находки или сожаления… Нет, он не ждет от вас признания его правоты или смеха над шуткою. Собеседник ему нужен, чтобы еще раз самому прослушать ход собственных домыслов или проверить подлинную ценность тех элементов будущих произведений, которые рождены сейчас, сегодня, вчера…
Да, Юрия Карловича нельзя причислять к числу писателей, судьба которых сложилась благополучно. Вероятно, он и сам виноват в части своих неудач. В суровое время он жил. И потом в жизни есть еще закон крещендо (нарастания) неудач там, где они возникают на сравнительно долгое время… Олеша был подвержен и этому суровому закону.
Но уважение к Юрию Карловичу, признание его таланта были настолько велики в среде литературной, что многие преуспевающие писатели стеснялись, встречаясь с Олешей, своего благополучия. В таких случаях интонации беседы и паузы свидетельствовали о том, что сытым посредственностям не по себе в присутствии истинного таланта…
А когда он скончался, выяснилось, что, несмотря на то что в действительности Юрий Карлович был как бы оттеснен из первого ряда литературы, по сути он занимал большое и почетное место среди нас. Давно известно: смерть какого-нибудь деятеля в любой области есть последняя его оценка, иной раз это некая поправка к его биографии. И сколько мы знаем кончин, которые не вызывают волнения и огорчения у оставшихся в живых, хотя при жизни покойник занимал выдающееся положение в сфере и по чину ему бы полагались пышные похороны с громкими причитаниями. А другой раз уходит из жизни человек, по официальному счету вроде бы и не слишком значительный, а люди изъявляют искреннее горе, поминают покойника добрым словом по собственной инициативе, рассуждают о том, сколь многое недополучил ушедший ныне от них товарищ, как они его сами недооценили…