А Володя уже ступил на свою военную стезю, о чем так ярко и талантливо рассказал в стихах. Его «Курсантская венгерка» относится именно к 1919 году. Стихотворение «Лозовая» описывает первые впечатления молодого поэта и командира от гражданской войны… Он в высокой степени обладал способностью творить поэзию из прозаических впечатлений своих, а ведь это, в сущности, единственный путь для подлинного поэта.
В конце двадцатых годов Володины стихи стали попадаться мне в журналах и газетах. Стихи хорошие, что не так уж часто бывает, и это я отметил сразу. А потом мы встретились… Не помню уже, где именно… Но помню, что встреча была радостная. По-прежнему Володя был добрым и деликатным товарищем. Знал кое-что и о моих сочинениях. Смеялся он, как в юности, много и охотно. Много рассказывал, и всегда интересно и умно.
Думаю, что о военной молодости и зрелых годах Владимира Александровича лучше напишут другие — те, кто чаще его видел тогда, был к нему ближе по литературной работе… Но мне хочется вспомнить еще одну встречу ранней весною 1939 года в Ялте. Я жил тогда в литфондовском Доме творчества. А Владимир приехал в Крым «самостоятельно» (он часто появлялся в Крыму, ибо очень любил этот уголок нашей страны). И вот как-то мы с Луговским почти всю ночь ходили по парку при Доме, разговаривая и об искусстве, и о жизни, и о личных делах… И снова меня поразила удивительная чуткость моего старого друга. Он схватывал все с первых слов, умел как-то удивительно тактично дать почувствовать, что он понял тебя, и понял именно так, как тебе хочется, «как нужно»…И добр был все той же семейной добротою Луговских…
Так уж устроена наша жизнь, что, и рядом живя, не часто видишь людей, которые тебе симпатичны и дороги. Вот и у нас с Владимиром Александровичем. Словно и связывало нас многое, и жили мы двадцать лет в одном квартале Москвы…
А потом оказывается, что человек, с которым тебе очень надо было бы поговорить еще хоть разок, уже от нас ушел… Не один раз это случалось со мною. В 60 лет естественно терять многих друзей. Но к числу самых обидных для меня потерь я причисляю моего товарища по школе, сына моего учителя, талантливого поэта и человека — Владимира Луговского. Утешает только то, что перед уходом он так расцвел в поэтическом смысле. «Вторая молодость» этого писателя, безусловно, не часто встречающееся в литературе явление. Нам известны угасания дарований от старости. И тем удивительнее книга «Середина века» (какое простое и вместе с тем неожиданное, талантливое и мудрое даже название!). И все стихи последних лет Луговского поражает своей силой, темпераментом воистину юношеским, умением видеть и облекать в драгоценные слова многое Какое, мимо чего проходят суетные искатели обыденной славы.
Эти стихи — лучший памятник Луговскому. И мне приятно, что друг моей юности так завершил свой жизненный путь.
Декабрь 1959 — январь 1960
МИХАИЛ СВЕТЛОВ
На свете, вероятно, не было настоящего поэта, которому было бы чуждо чувство юмора. Более того: само остроумие есть одна из поэтических форм выражения мысли. Не все остроумное смешит. Но в основе поэтического видеиия мира, а особенно в его конкретном выражении — в словах и образах — непременно присутствуют зерна остроумия. При этом нельзя забывать, что рифмы и все вообще звуковые повторы строятся из того же материала, что и каламбуры или так называемая «игра слов». Доказывать эту аксиому не надо.
Но искони существовал и существует целый ряд поэтов, у которых юмор органически свойствен их творчеству. Таковы Гейне и Маяковский, Некрасов и Верлен, Байрон и Катулл… Называю нарочно самые разнообразные имена, ибо это качество у поэтов присутствует издревле. И отличным примером поэта, вооруженного юмором, иронией, остроумием, можно считать Михаила Светлова.
Бывает иногда так, что поэт, оставаясь серьезным в своем главном, основном творчестве, «балуется» на стороне эпиграммами. А Светлов широко пользовался палитрою смешного всегда, во всем. Он не только порождал эпиграммы— стихотворные и прозаические — в огромном количестве. Не только рассыпал вокруг себя шутки в любое время и в любой обстановке. Он еще и свою лирику всю насквозь проперчил ироническими образами и мыслями, игрою слов, остротами и неожиданными сопоставлениями, образами, выводами. Чего стоит, например, определение: «Два ангела на двух велосипедах» — так поэт определяет свою молодость и любовь. У другого литератора смелость произвела бы впечатление бестактности и нелепости. Но в слоге и во всем строе мыслей, в видении мира, свойственных Светлову, и более неожиданные контрасты радуют нас. Если бы я захотел прибегнуть к цитатам, пришлось бы перебрать едва ли не все сочинения поэта. И все-таки не могу не привести здесь такие строки: