Да, чтобы отобрать двадцать сюжетов для журнала, надо придумать и прослушать около ста замыслов. Кое-что придумывается тут же, на заседании. Но в основном обсуждаются, конечно, темы, сочиненные заранее. Оглашается все, что принесено художниками и литераторами. «Докладывает» плоды своего творчества профессиональный темист М. А. Глушков. Евгений Петрович Петров — человек добросовестный и прилежный, к тому же заведующий отделом сатирических мелочей, — не привык полагаться на темистов. Он читает десяток-другой собственных замыслов.
После короткого обсуждения иной раз выносится решение, что «тему надо добить», то есть улучшить, сделать точнее… «Добивание» начинается тут же. И это повод для новых острот, шуток, мыслей, воспоминаний… Если «добивание» проходит неуспешно, данный сюжет откладывается. Во всех обсуждениях Кольцов принимает деятельное участие. Во-первых, он часто ставит нам задачи, которые мы, сотрудники журнала, упустили — не усмотрели в нашей действительности или в газетных сообщениях. А во-вторых, он — сатирик и фельетонист такой квалификации, что его участие в работе сильно нам помогает. Наконец, Кольцов сам придумывает сюжеты.
Однажды в «Крокодил», редактором которого Михаил Ефимович стал в 1934 году, он принес тему, что называется, «по собственному опыту»: в воскресенье, когда много автомашин снует вдоль пригородных шоссе, сравнительно часто происходят аварии. Так вот, Кольцов придумал следующий рисунок: легковая машина летит в кювет, а оттуда слышен голос: «Куда вы падаете? Здесь уже занято!»
Но в «Чудаке» не только темы обсуждались на подобных совещаниях. Обычно мы читали и фельетоны и рассказы, которые должны были войти в номер. Почти все вещи Ильфа и Петрова были прослушаны тут. Даже рассказы Зощенко мы читали либо сами, либо в авторском исполнении, но второе происходило реже, ибо Михаил Михайлович не часто появлялся в Москве. Этого писателя мы все любили и очень уважали. В те годы Зощенко переживал свой расцвет, писал он замечательно. Помню, что очень одобрен был всеми на совещании «чудаков» рассказ Зощенко «Серенада» — о силе духа, торжествующего над грубой силой. Читал эту вещь автор.
Если обсуждаемое произведение оказывалось не слишком удачным, Кольцов непременно произносил одну и ту же резолюцию:
— Сократить и усмешнить!
Он писал эти же слова и на рукописях, которые поступали в журнал без обсуждения. Затем стал писать короче: «Сокр. и уем.» А потом — «СИУ». Вслед за Кольцовым и мы научились требовать от других авторов того же…
Кстати, в приемной «Чудака» висели два плаката, сочиненные Ильфом и одобренные Кольцовым: «Пишите короче, вы не Гоголь» и «Гениев и титанов просят писать короче!»
Мне кажется, атмосферу «Чудака» и отношение М. Е. Кольцова к этому журналу рисует такой эпизод. В очередном номере «Огонька» весною 1929 года что-то написали неправильно по географической части. Тогда Ильф сделал ехидную сатирическую заметку на эту тему для «Чудака». Заметка кончалась так:
«Изложенное показывает, что редактор «Огонька», хотя он является и нашим редактором, что-то путает в географии». И заметка увидела свет. Кольцов со смехом пропустил критику в свой адрес на странице любимого им сатирического еженедельника…
Конечно, очень трудно придумывать смешное только для деловых целей — в журнал. Всегда хочется при этом пошутить и просто «для себя». Кольцов охотно терпел такого рода юмористические интермедии на наших собраниях. Он не хотел спугнуть дух веселья и непринужденности. Иной раз Михаил Ефимович только морщился, когда шутки делались длительными и не слишком остроумными. Обычно гораздо раньше, нежели Кольцов, против веселой пикировки (чаще всего этим и были заняты паузы) выступал Илья Арнольдович Ильф. С некоторым пренебрежением он вопрошал:
— Кончится этот пир остроумия?
«Пир» кончался, и мы снова начинали работать…
И. А. Ильф проявлял наибольшую взыскательность среди всех нас. Рассмешить его было трудно. Случалось даже, что Ильф с самым мрачным видом отзывался о рисунке или юмореске:
— Это смешно.
А Кольцов был откровенно смешлив. Засмеявшись, Михаил Ефимович часто пояснял, какие ассоциации привели его к смеху. И всегда такие комментарии были неожиданны, наполнены ясными и небанальными представлениями о жизни. Ни у кого не было более острого глаза на всякие нелепицы, чем у Кольцова. Он и подмечал их с блеском, и сразу же подбирал для них названия просто великолепные: это почти всегда были уже готовые заголовки на случай, если понадобится описать данный курьез в печати…