Лет за двадцать до создания Императорского Палестинского общества среди русского населения глубинки возникла легенда о "миллионе", который пожертвовал царь на паломников в Иерусалим. «Эта легенда гнала из самых отдаленных уголков империи серый люд, самого страшного обломова – обломова в армяке… поставщика строителей империи, вроде Ермака или разбойника Степана Разина. Волны самых разнообразных "туристов и туристок" хлынули… в Иерусалим, хлынули без денег, в надежде разживиться на месте». Шествие этого воинства по России мне несколько напоминает один из средневековых крестовых походов. Дорога в России понятная, но в беспокойной Палестине убийства происходили каждый год, но и это не останавливало пилигримов.
Рассказывают о некоем отставном сибирском солдате Михееве, который умудрился, имея в кармане всего-навсего 9 рублей, "задаром" посетить Святую землю и испросить у тамошнего русского священника причитающуюся ему сумму из "царского миллиона", т. е. развязать государеву мошну29. Этот рассказ Н.В. Берга достоин пера Лескова, а ответ священника солдату подобен ответу шолом-алейхемовского горе-миллионера. Берг, по несложному подсчету, знал 28 языков и был человеком имперским; его восхищало стихийное движение русских странников в Иерусалим: "…они составляют для нее (России) политическую точку споров в том краю". Кажется, замечание Берга, автора "Записок об осаде Севастополя" и "Записок о польских заговорах и восстаниях с 1831 по 1863 г.", актуально – русская речь, слышимая в Палестине, для него слаще меда30. Берг рассказал о том, что известно и по другим источникам, например, как аборигены вполне освоили язык российских паломников, которые, естественно, никакого другого языка не знали и которые даже наладили производство кваса, о чем сообщала вывеска на "Давидовой улице" под аркой древних ворот… Он явно гордился тем, что Иерусалим и Вифлеем заговорили по-русски:
«Я лежал и вслушивался в этот русский бабий говор. Он так приятен и оригинален в "Мидбар-Егуде!"»31.
Берг сомневался, что лишь религиозный экстаз двигал толпами русских паломников:
"Что же подымает и уносит так далеко этих матушек, эти зипуны и тулупы? Откуда такой странный, невероятный зуд путешествия? Обыкновенно принято объяснять это религией. Действительно, религия играет тут некоторую роль. Иные точно отправляются движимые чисто религиозным чувством, но это самая незначительная часть. Для главной же массы поклонников, религия только личина и больше ничего…
Он просто пошел себе гулять, смотреть чужие земли, ничего не делать… Первый ухорь земного шара" (курсив мой. – С. Д.)32. Иначе говоря, движет этим людом дух бродяжничества, не раз описанный Гиляровским и Горьким и многими другими.
Что же касается прокладки в Святую землю железной дороги, то еще П.А. Вяземский по этому поводу писал следующее: "Не желаю, чтобы устроена была тут железная дорога и можно прокатиться в Иерусалим легко и свободно, как в Павловский воксал…"33 Но с мнением князя не посчитались, и в 1893 г. была построена железнодорожная ветка, соединяющая Яффу и Иерусалим, который, следовательно, был уже связан железной дорогой с Александрией, Каиром, Бейрутом, Дамаском и Стамбулом. (Ветку Бейрут-Багдад франко-бельгийская компания проложила в 1894 г.). Число пилигримов в 10-е годы XX в. достигало 20 тыс. человек в год. Вероятно, статистика учитывала лишь европейских туристов. Мы привыкли к цветам европейских вагонов:
А. Блок. "На железной дороге" (1810) Вагоны железнодорожной ветки Иерусалим-Александрия были белыми. Ежедневно два поезда – в 7 часов утра и в 2 часа 30 минут пополудни – отправлялись из Яффы в Иерусалим и соответственно дважды – в 7 часов 40 минут утра и в 1 час 30 минут пополудни – из Иерусалима в Яффу. Дорога занимала 3 часа 35 минут. В Палестине было всего два класса вагонов, первый и второй. Дотошный Карл Бедекер в своем "Путеводителе" указывает, что второй класс соответствует третьему классу европейских стандартов, и ехать им не рекомендует. Стоимость второго класса – 20 турецких пиастров, первого – почти в три раза дороже. (Кстати сказать, на плане Палестины в Путеводителе Святой город назван по-арабски Эль-Кудс – написано крупным шрифтом, а мелким италиком снизу – Jerusalem!34. Вряд ли кто из русских паломников знал в 1912 г. – год издания Путеводителя – арабское название Вечного города.
Вернемся, однако, к путешествию Гр. Распутина, которое он начал в марте 1911 г.
Современник писал, он уехал "отмаливать свои какие-то тяжкие грехи". Можно предположить, что одновременно с Распутиным в Палестину отправился религиозный писатель отец Павел Иванович Кусмарцев. Возможно, они познакомились во время путешествия. Как бы то ни было, но в конце 1911 г. вышла в свет брошюра Кусмарцева о пребывании на Святой земле. Не исключено, что, будучи спутниками в длительном путешествии, они если не подружились (ибо "старец" был слишком одиозной фигурой), то в любом случае обменивались впечатлениями. Длинное название брошюры Кусмарцева имеет вклинение "Мысли и чувства паломника в Святой земле…" Он же автор книг, посвященных паломничеству, начиная от Киево-Печерской лавры, путешествия по Черному морю, греческим островам вплоть до Иерусалима.
Этим же путем прошел Распутин.
Первая часть путевых заметок Распутина увидела свет в 1915 г. в Петрограде под названием "Мои мысли и размышления. Краткое описание путешествия по святым местам и вызванные им размышления по религиозным вопросам" с анонимным предисловием.
Предисловие наполнено приметами времени. Недавно ушел из жизни великий писатель.
Как не противопоставить крестьянина и графа, пожелавшего быть крестьянином! "На пространстве небольшой книжки у Распутина все сведено к одному, точно в фокусе собирающем все его помышления, началу: к началу кротости и смирения. В нем нет элемента непротивления злу и опрощения до конца, до безразличия, но горят ярким светом начала примирения и самоуглубления, которое делает человека радостным, не бегущим от жизни, а возвращающим его к жизни".
Далее анонимный автор предисловия усматривает в "Мыслях и размышлениях" попытки философского обобщения, полагая таковым, например, предсказание неминуемого и скорого единения церквей. Между прочим, за единение ратовал и покойный граф Толстой (Суратская кофейня). "Я вот убедился в том, что платье у турок такое же, как у христиан и у евреев. Можно ожидать исполнения слова Божьего над людьми, что будет единая церковь, невзирая на кажущиеся различия одежды. Сначала уничтожить это различие, а потом и на веру перейдет", – писал Распутин35.
Все паломники стремились прежде всего увидеть стены Иерусалима и побывать у Гроба Господня. Переживания у всех схожие: радость и умиление. У одних это выражалось в восклицаниях, молитвах, в преклонении колен или падении на землю; у других – в трепетном молчании. А. В. Елисеев, прибывший в Иерусалим по Хевронской дороге, описал восхитивший его неземной красоты пейзаж.
У некоторых первое чувство – оценить град Давидов, который насчитывает сорок веков, вспомнить прочитанное об осадах Тита и крестоносцев. И тогда на сцене появляется древний иудей – храбрец из храбрецов: "Осада Иерусалима Титом Веспасианом в 68 году по Р.Х., – писал генерал Д.А. Скалон, – самая славная осада по той упорной защите, которою встретило римлян иудейское племя. В Иерусалиме сосредоточились тогда остатки евреев в защиту своей самостоятельности и пали геройскою смертью под неотразимыми ударами римлян, после борьбы славной, почти беспримерной по упорству… Нельзя не удивляться героизму евреев, полных величия в минуты предсмертных содроганий своего погибавшего царства"36. Я не без трепета и страха перечитал эти строки, и у меня возникали уместные (или неуместные) ассоциации…