Сюжеты обработанных В. Далем сказок легли в основу очерков 1840-х годов в духе натуральной школы и были опубликованы под псевдонимом Казак Луганский. Сказки о евреях максимально приближены к житейским реалиям. В одной из них, "Про жида вороватого, про цыгана бородатого", рассказано о шестнадцати похождениях Ицьки Гобеля, который ехал из города А в город Б. Это не ребус – "закодированная" коннотация означает, что Ицька (с мягким знаком) ехал из Шклова в Бердичев. Привязка анекдотов к этим местам имеет под собой историческую основу: Лжедмитрия II в народе называли "шкловским вором", ибо считалось, что он был в этом местечке меламедом. (В. Маяковский в одном из писем процитировал следующую эпиграмму А.А. Кайранского: "Дико воет Эренбург, / Одобряет Инбер дичь его, / Ни Москва, ни Петербург не заменят им Бердичева"33.
Ни Кайранскому, ни "агитатору, горлану-главарю" в душевной "доброте" в данном случае не откажешь…) Сам Эренбург не без горечи писал о том, что Бердичев фигурирует в сотнях анекдотов. И в самом деле, факт невеселый.
Еще печальнее, что "жид" сказок и анекдотов почему-то всегда "вороватый", в отличие от других действующих лиц – "бородатых", "хитроватых" или просто "батраков".
Почему еврей вороватый, знать не дано, а то, что его легко обмануть и обокрасть, – этого в сказках вдоволь.
Вез Гобеля батрак Иван. Страх Ицьки перед разбойниками был столь велик, что он спросил Ивана, не балуют ли здесь гайдамаки. "Как не быть… – отвечает возница, – и злые, богатых жидков режут, да прикалывают, а нашего брата по головке гладят, за то, что жидков подвозим". Испуганный еврей просит у батрака защиты, однако тот по законам жанра не только его обманывает, но и жестоко избивает. Странная мораль!34 Вторая сказка, или по В. Далю, "Второе похождение" (почти в духе Фаддея Булгарина), начинается с рассказа о ярмарке в Бердичеве, где, как помним, еврей себя чувствует, "как поп на крестинах". "На бердичевскую ярмарку съезжаются жиды и поляки, цыгане и москали, татары и калмыки; съезжаются с Подолу и с Украины, с Крыму и с Черноморья, с Волги и с Днепра, с Дону и под-Московья, из Бессарабии и с Литвы, из пограничной неметчины, из Галиции, из города Львова, что по-ихнему Лемберг". Товаров видимо-невидимо. Ицька по такому случаю наряжается: "Жид вороватый, оставив рано утром батрака Ивана стеречь брыку свою, надел праздничный черный халат, который прозывался: латка на латке, латкой погоняет; надел черные короткие лосиные панталоны, которые единоверец его, скорняк Берка, выделал ему целиком из телячьей шкуры; натянул нитяные чулки, стоптанные башмаки, ермолку, из которой добывал на выварке, по два раза в год, фунтов по пяти сала, нахлобучил мохнатую шапку, плисовый верх которой давным-давно моль съела и крысы на гнезда растаскали; вырубил фейру, закурил краковскую деревянную трубку, взвалился на куцую клячу и повел пару, рыжую и чалую, в подводах, на водопой"35. Еврейская неопрятность, мнимая или настоящая, – извечный повод для злословия. Далее цыган бородатый надувает жида вороватого, к тому же жадного, вероятно, к большому удовольствию читателя. И снова непонятно: какова же здесь мораль?.. У Казака Луганского она сводится к одному: кто надул еврея – тот и прав.
Описанный Далем переезд "жида вороватого", который "посадил на брыку два-сорока жидов, жидовок, жиденков (какой богатый русский язык у лексикографа! – С. Д.), завалил их перинами, подушками, мешками и сундуками", весьма правдоподобен.
Ицька спешит, он не хочет "шабатствовать" в дороге. Даль поясняет: "А вы знаете, что жиды празднуют не воскресенье, а субботу, что это называется у них справлять шабаш, шабашевать, и что они тогда ничего в руки не берут, ни к какому делу не приступаются и дорогою ехать не могут; а начинается шабаш в пятницу, с вечера, лишь только солнышко закатится, а оканчивается с закатом же солнца в субботу".
Евреи не едят "трефного", а лишь "кошерное" (если мясо, то резанное только своим резником); посуда у них тоже трефная и кошерная, из трефной едят их слуги, православные, хотя и запрещено нанимать православных. Короче, кормят прислугу из той же чашки, что и корову!36 Странное утверждение. Ведь корова в таком случае тотчас становится трефным животным! Но Даль в подобные "мелочи" не вникает, он лишь сравнивает евреев и староверов, тоже соблюдающих чистоту своей посуды.
Ну а какова еврейская еда? Даль сообщает, что жена Хайка накормила многократно битого Ицьку локшанами, лапшердаками (?), напекла ему куглей. Но голодный еврей, забыв кошерность иногда ест и… кошку. Последнее на совести казака Луганского.
Наконец вороватый жид улегся на пуховиках, прямо на полу, вероятно за неимением кровати (вот тебе и жулик!), в тесной грязной комнатенке, пропитанной запахом чеснока. Попутно рассказано о том, как ловко жульничала Хайка, обмеривая и обвешивая покупателей. Правда, ее барыши почему-то составляли всего несколько грошей.
Далее лексикограф объясняет, что восточноевропейские евреи – польские, прусские, австрийские – говорят на ломаном немецком языке, в который вставляют множество еврейских (вероятно, он подразумевает древнееврейский иврит) и областных польских, русских и малороссийских слов; пишут же они еврейскими буквами, а сам еврейский язык, т. е. иврит, известен только раввинам и ученым. "Жиды" Западной Европы, живущие также и в Турции, говорят на искаженном испанском языке – речь идет о ладино. Даль удивляется тому, что, будучи упорными в своей вере, евреи утратили общий язык. Сегодня этого сказать нельзя: евреи не только не утратили общий язык, но и обрели.
Известно, что, когда паны дрались, у холопов "чубы трещали", но первыми избивали и грабили "жидов" неприятеля. В отместку "пострадавший" за них вступался и грабил и избивал "жидов" недруга. Это не анекдот, а быль. В сказке казака Луганского хитрый Иван устраивает так, что два возка, наполненные евреями, не могут разойтись, и оба возчика, каждый подстрекаемый своим хозяином, избивают друг друга. Удивительная сметка батрака и глупость евреев! Полное торжество православия.
Интересен рассказ-сказка о массовой экспроприации евреями у православных Подола, Волыни, Литвы и Украины звонкой монеты, что вконец их разорило. Дело было в 1821 г. Попутно сообщается и о контрабандной деятельности иудеев, во всем нарушающих законы империи – в большом и малом. Так, им запрещено содержать кабаки и корчмы.
Несмотря на это, во всех шинках Украины сидят жиды и жидовки: "…жидовская воля владыка, и каждый оборванец и обшарпенец распоряжается вашим карманом, словно своим, и делает это, кажется, с помощью магнетизма"37. Чудеса да и только: как при таком умении распоряжаться чужим карманом евреи остаются оборванцами?!
Правда, православные тоже не лыком шиты и измываются над несчастными многочисленными способами, то "…ермолку закинут за печь и ценою выкупа назначат: написать карандашом крест на лбу", а еще лучше – ляписом, тогда крест получается цветной. Ну разве не остроумно?! Другие потехи почище пановских. Ну, например, поймать двух евреев и привязать за пейсы затылками друг к другу мертвым узлом или скрепить смолой две бороды и т. п. Для таких забав нужен особый – садистский – талант, которым Всевышний в полной мере наградил украинцев.
Но опять-таки жидки не остаются в долгу и при помощи факторства, расцветающего, когда в местечке стоит полк, вновь "взнуздывают" население. "Что такое жид-фактор?
Это трудно объяснить; услужливое, навязчивое, нахальное и трусливое неотступное творение, которое бегает сломя голову весь Божий день по городу, местечку и добывает для вас форменной пуговки, для меня сухой ваксы, для иного золотообрезной бумаги, для другого какой-нибудь прихотливой материи на халат, для третьего гитару, для четвертого помаду для усов и для других причин – словом, это посредник для всего, что терпит посредничество". Но и офицерство российское, краса и гордость нации, тоже не промах: долгов не платит, порой развлекается – ведь провинциальная жизнь так скучна. Вот упоительный рассказ о военной смекалке: господин офицер, не достав лошадей, запряг шинкаря Янкеля в пристяжку: "Ну, хорошо, это ничего;