М.М. Антокольский не только не покидал ряды гонимых и не только создавал их типы, но в последние годы жизни работал над романом "Бен-Иегуда – хроника из еврейской жизни"17. Все это не мешало ему без всякой натяжки считать себя русским патриотом, свидетельство чему – его работы. Антокольский всегда помнил, что первой его способности заметила Анастасия Александровна Назимова: "Ее доброе, мягкое, материнское отношение ко мне, ее ласковый взгляд вдохнули в меня жизнь, и я ожил, ибо до нее ко мне никто никогда ласково не относился…" – писал он в автобиографии. После смерти Назимовой Антокольский планировал сделать на ее могиле надгробие, "в котором выразилось бы все, чем она была", и посвятить ей воспоминания. Надгробие из-за недостатка средств он не сделал. К сожалению, это не единственный не воплощенный им замысел. Из письма художника Ф.В. Чижова В.Д. Поленову от 5 марта 1875 г. узнаем, что "Антокольский вылепил эскиз памятника Пушкину – по мысли очень оригинальный… Скала, на ней на особого рода скамье-диване сидит Пушкин, опущенной рукой держит книгу, по скале, один за другим, по ступеням, проделанным в скале, тянутся произведения-фантазии: Борис Годунов, Самозванец, Пимен, Пугачев, Мазепа, Скупой рыцарь, Мельник, Татьяна, Моцарт, Сальери – много их, не знаю, всех ли я перечел. Я видел только в частях, завтра увижу в целом, теперь все собирается воедино. Пугачев, Скупой рыцарь и Моцарт очень хороши и типичны, остальные с подписями, то есть Годунов в Мономаховой шапке, Мазепа в гетманском одеянии…"18. Из письма Антокольского Стасову: "…отчего именно я читаю Пушкина…думаю об его памятнике. По-моему, то, что я хочу сделать, более всего будет характеризовать его, да при том будет оригинально (это наверное) и красиво"19. Замысел, как уже понял читатель, не реализовался, и вина в этом не только скульптора.
Несколько слов о муже А.А. Назимовой. Виленский генерал-губернатор В.И. Назимов (1804-1874) был одним из инициаторов отмены крепостного права. Присланный на его имя 20 ноября 1857 г. Александром II циркуляр положил начало крестьянской реформе. По выходе в отставку Назимов получил от государя адрес со словами: "Вестник мира и царской милости". Правые его люто ненавидели, не брезгуя доносами, обвиняли в связях с Герценом. Понятно, что он весьма либерально относился к евреям.
Конец жизни М.М. Антокольского был связан с Виленским краем. По предложению генерал-губернатора В.Н. Троцкого (птенца гнезда К.П. Кауфмана*) ему поручили создать памятник Екатерине Великой, возвратившей России эти "исконные" земли.
Марк Матвеевич с удовольствием выполнил этот заказ – свою последнюю работу.
Я начал рассказ об Антокольском с напоминания о погромах 1881 г. Он не мог остаться в стороне от этих трагических событий. И решил обратиться с просьбой к И.С. Тургеневу поднять свой голос в защиту еврейства.
* К.П. Кауфман (1818-1882), генерал, почетный член Петербургской АН; руководил присоединением к империи Средней Азии. Подробнее о нем см.: Дудаков СЮ.
Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма… С. 371-374, 382-383, 386.
Paris, 4 июня 1881 г.
Добрый и дорогой Иван Сергеевич!
Наше положение до того ужасное, что надо иметь камень на месте сердца, чтобы оставаться равнодушным. Я глубоко убежден, что Вы как поэт стоите выше всяких предрассудков, всяких партий, которые проповедуют: любить только себя и своих, а всех других презирать…
Тяжело становится, когда подумаешь, что те же люди, которые так недавно возмущались ужасами болгарских бедствий и с порывом великодушия жертвовали всем для освобождения болгар, для доставления им человеческих прав, что они же остаются теперь равнодушными зрителями всех ужасов, совершающихся у нас на юге.
Я бы не хотел допустить, что молчание или равнодушие есть в данном случае знак согласия. Но как же его иначе объяснить и отчего допустить Европе упрекать, что русские хуже турок? Нам ответят, что "ненависть к евреям племенная и происходит от экономических условий – ненависть, которую каждый всасывал с молоком матери".
Но ведь и турки говорили чуть ли не то же самое, и, однако, Европа не приняла этого за оправдание…
Но где причина и ключ ко всему этому?.. Евреи были всегда барометром и вместе с тем громоотводом всякой народной грозы – их гоняли, обвиняли везде и во всем тогда только, когда народное благосостояние стояло низко… Подобных фактов в истории много… Возьмем хоть то время, когда дикая орда слепых фанатиков шла во имя Христа против Христа, когда любовь к ближнему превратилась в меч, когда иезуиты жгли алхимиков и чародеев и за малейший проблеск знания обвиняли в ереси.
Это время мы вспоминаем теперь с содроганием… И вот во всей этой средневековой истории проходит один постоянный аккомпанемент: это стоны еврейского народа…
Но какое дело до этого русскому Яго: он прав по-своему, когда драпируется в патриотическую тогу и всеми чистыми и нечистыми средствами агитирует против ненавистного жида. Сотни раз он обвинял евреев в разных нелепостях и всегда успешно; сотни раз его опровергали. "Евреи высасывают кровь из народа", агитирует он, "евреи-шинкари процентщики". Но разве народу живется легче там, где еврея нет, и разве пьют там меньше? Кто проценты не берет? Отвечали ему: берут банки и государства. Если еврейские проценты невыгодны, то пускай открывают мелкий кредит для бедных. Далее: "Евреи опасные конкуренты для русской торговли" – тем же лучше для покупателей, от этого все становится дешевле, а не дороже. "Еврей избегает воинской повинности, обходит законы, дает подкуп и представляет опасную кооперацию", "государство в государстве". Но кого защищать?
Отечество, которого за ним не признают? Дайте им гражданство, и не будет надобности обходить закон; наконец, будто одни евреи только и дают взятки! Да и отчего начальство берет? Ведь оно-то должно подавать народу пример правды и справедливости. Поднимите уровень образования, дайте чиновникам возможность жить лучше, и тогда зла будет относительно меньше, как мы видим это на мировых учреждениях. Отнимите карантинные цепи от их "оседлости", и тогда не будет тесноты, отчаянной конкуренции и ненависти друг к другу, доводящей до столь зверских поступков.
В заключение: евреев упрекают, отчего они не искореняют своих недостатков? Но отчего же не дают им развивать свои способности: тогда недостатки сами собою исчезнут. Но тут-то и есть камень преткновения. Видите ли, боятся: "жид идет", боятся, ужасаются, что еврей может их испортить еще больше, точно еврей не может требовать своих человеческих прав, точно он не исполняет разных государственных повинностей и точно не проливал свою кровь на Балканах. Разве интеллигентный еврей не стремится к объединению с русскими? Разве он не трудится на пользу общества? Разве он не чувствителен ко всем обидам? "Когда вы нас щекочете, разве мы не смеемся? Когда вы нас отравляете, разве мы не умираем, а когда вы нас оскорбляете, разве мы не отомщаем?" (монолог Шейлока). Но будьте христианами, любите правду, будьте великодушными к своим и чужим бедам. Мы все страдаем общим недугом. Нам всем нужно одинаково радикальное излечение.
К этой страстной исповеди, написанной кем-то под диктовку Антокольского, сам он собственноручно приписал: "Я нарочно дал переписать это письмо, так как я пишу не совсем четко, да притом с ошибками. Пишу к Вам как художник к художнику, с уверенностью, что вы чутко прислушаетесь к человеческим стонам и обидам; мне же будет почвой до известной степени знать, что добрый человек слушает, а право, теперь не все хотят выслушивать правду. Если это письмо удобоваримо для печати, то я просил бы Вас поместить его где-нибудь, конечно, под Вашей корректурой. Я слышал, что Вы не совсем здоровы. Дай же Бог Вам всего лучшего и долго здравствовать ради нас всех. С глубоким искренним уважением к Вам остаюсь душой любящий Вас.