Далее М. Хволос отдает дань времени: антагонизм между русскими и евреями подогревается польской партией, вплоть до того, что евреи чувствуют в антисемитских статьях польскую "дирижерскую палочку". В свое время я писал о влиянии польских юдофобов, обвинявших евреев в ритуальных преступлениях, на русскую литературу. Но после восстания 1863 г. это влияние в общем сошло на нет.
Русский антисемитизм, хотя и зависимый от польского или германского, был вполне самостоятелен. "Дирижирование" автор усматривает даже в статьях почти либерального "Голоса", редактируемого вполне "приличным" человеком – историком В.А.
Бильбасовым. Обращение М. Хволоса к Некрасову было продиктовано тем, что подобные юдофобские материалы стали публиковать "Отечественные записки", издатели которых не раз декларировали, что являются преемниками гуманистических традиций "Современника". Антисемитизм он находит в "Дневнике провинциала", принадлежащего перу некоего М.М.: «… держу пари, что и ему (Гейне) не удалось бы найти хоть малейший след элемента здравого смысла в таком неказистом ублюдке, каким представляются некоторые цинически развязные остроты "Дневника провинциала" ноябрьской книжки. Нам было особенно больно и обидно встретить в этом "Дневнике" такую грубую, ни к селу, ни к городу… пригнанную брань, что по некоторым литературным приемам, развязности и резкости стиля, а подчас, бесспорно, своеобразному, едкому юмору, в нем чувствуется как бы сатирическое перо г.
Щедрина… Но кто бы ни скрывался под буквами М.М., нельзя не пожалеть о появлении такой брани в "Отечественных записках" рядом с произведениями Гуцкова* и с честными, открытыми и даже чересч уротрицательного направления "Записками еврея". Мы только заметим автору "Дневника", что его возгласы: "О, пархатые", "шайка пархатых жидов…", "жиды, наверное, ограбили меня из-за ненависти к христианам" и проч. не только не остроумно, но, при своей сальности и грубости, не имеют даже достоинства оригинальности и новизны. Такими блестками кабацкого юмора угощал и забавлял когда-то простодушную и терпеливую российскую публику прискорбной памяти Фаддей Булгарин».
* Карл Гуцков (1811-1878), немецкий писатель, автор трагедии "Уриель Акоста", перевод которой (второе издание) появился в "Отечественных записках" как раз в 1872 г.; с тех пор пьеса не исчезала из репертуара российских театров.
Сравнение Щедрина с Булгариным по части ругательств справедливо лишь отчасти:
Хволос не замечает, что у Булгарина – это голос автора, а у Салтыкова – чаще всего голос отрицательного героя. Попутно замечу, что в "Дневнике провинциала" появляется нарицательный Булгарин: "Правда, что тогда же был и Булгарин, но ведь и Булгарины бывают разные. Бывают Булгарины злобствующие и инсинуирующие, но бывают и добродушные, в простоте сердца переливающие из пустого в порожнее…" Евреи из "Дневника провинциала" – горе-предприниматели (Гершка, Зальцфиш, Иерухим), говорящие на ломаном русском языке, – такими их видит русский антигерой, требующий, чтобы «пархатый крестился, отрезал кудри и оставил "жидовскую" веру»42.
"Записки еврея" Григория Исааковича Ба/о/грова совершили переворот в русско-еврейской литературе. Будучи фанатиком просветительства (Хаскалы) в еврейской среде, он, по мнению некоторых критиков, доходил "до крайности" в отрицании затхлого быта местечек.
Далее М. Хволос позволяет себе весьма смелый для подцензурной печати пассаж, отдавая должное толерантности осужденного и сосланного Н.Г. Чернышевского, имя которого было под запретом: «Затем вспомним, что в начале шестидесятых годов "Современник" проповедовал в лице одного из талантливых и главных своих редакторов, что даже последняя торговка тряпьем – еврейка всегда честно и добросовестно поступает с людьми честными, а провозгласившие себя преемниками этого журнала "Отечественные записки" проповедуют в начале семидесятых годов в лице автора "Дневника", что вообще "жиды наверно ограбят христианина из-за ненависти к нему». Эпизод относится к роману Чернышевского "Что делать?", в котором "одна из самых оборотливых евреек", Рахель, – "добрая знакомая Веры Павловны, с которой Рахель была, безусловно, честна, как почти все еврейские мелкие торговцы и торговки со всеми порядочными людьми" (курсив мой. – С. Д.)43.
Затем М. Хволос обращается к истории. Когда-то два еврея-журналиста, И.А. Чацкий и М.И. Горвиц*, выступили против антисемитской статьи В.Р. Зотова, опубликованной в "Иллюстрации" под названием "Западнорусские жиды и их современное положение". Почти все собратья по перу – от Ивана Аксакова до…
Фаддея Булгарина – их тогда поддержали. Но, как правильно заметил профессор Ш.
Эттингер, общий протест был обусловлен не столько антисемитизмом, сколько проблемой свободы печати. Отсюда такое единодушие представителей самых разных лагерей. Увы, кроме одного лагеря – "Современника": ни Добролюбов, ни Некрасов этот протест не подписали, Чернышевский подписал. Более того, Н. Добролюбов считал, что подобные протесты отвлекают общество от подлинных проблем: "Зачем это, думал я, русские ученые и литераторы ополчились в крестовый поход для доказательства, что клевета гнусна", – резонерствовал он в "Письме из провинции", опубликованном в "Свистке". Некрасов в анонимной заметке "Кювье в виде Чацкина и Горвица" утверждал примерно то же самое и цитировал лихие стишки из "Свистка":
О гласность русская! Ты быстро зашагала, Как бы в восторженном каком-то забытье:
Живого Чацкина ты прежде защищала,
А ныне добралась до мертвого Кювье.
Добролюбов не без ехидства подсчитал число подписавших протест "знаменитостей": из 150 имен более половины – 77 – никому не известны. Есть, например, три Хомякова, но нет Н.А. Некрасова. Вероятно, "зубоскальская" статья Добролюбова вызвала внутренние трения в редакции "Современника". Статью предварительно посылали И.С. Тургеневу, который ответил, что он против публикации, ибо тон статьи не соответствует важности произошедшего. Статья появилась лишь в "Свистке" с пропусками отмеченных Тургеневым слов – "кривляний", как он выразился44. Из великих, кроме И.С. Тургенева, протест не подписали И.А. Гончаров, Л.Н. Толстой и, конечно, Ф.М. Достоевский. (Вскоре произошел разрыв Тургенева с "Современником" – дискуссия по поводу статьи Добролюбова была не единственной тому причиной.
Некрасову пришлось выбирать, и он выбрал…).
М. Хволос утверждает, что публикация "Дневника" в "Отечественных записках" – в первую очередь дело антирусское: "…взгляд на трех миллионов евреев как на государственный нарост, подлежащий неизбежно ампутации – после знаменитых экспериментов Испании и средневековой Германии, – невозможен больше для общества и государства, считающих себя членами европейской международной семьи". Увы, не прошло и нескольких десятков лет, и ампутация еврейства в Европе была проведена весьма успешно, и слово "гуманизм" стало ругательством.
* М.И. Горвиц (1837-1883), профессор Медико-хирургической академии;
И.А. Чацкин (?-1902), врач и журналист.
Заключительная часть письма касается непосредственно Некрасова:
«Обращаюсь посредством специального еврейского органа с этим письмом к Вам, Николай Алексеевич, как к истинно народному русскому поэту, поэтические творения которого служат для всех без исключения образованных евреев настольными книгами и любимейшими, светлыми источниками, откуда они черпали и черпают материалы для знакомства с русским народом, его горем и нуждою, силою и цельностью его духа… – и надеюсь, что будете настолько справедливы и беспристрастны и не откажетесь перепечатать это письмо в ближайшем номере "Отечественных записок"45. Напрасно автор ждал публикации – ее не последовало. "Ответ", как уже сказано, десять лет спустя дал Салтыков-Щедрин. И это был реванш Соркина.