Цемах был прямо прекрасен в роли Пророка. Но сильнейшее впечатление было не от отдельных лиц, а от общих сцен. Это сидение народа перед стеной, суета и говор базарного утра, – кто только знает восток, тот не мог не восхититься красочностью… одежд, образов, говора, шума. И затем – переходы! Восхитительны своею незаметностью и своим нарастанием переходы от радости к ужасу, от всхлипываний к рыданию… Незабываемы некоторые подробности: синее платье жгучей прелестницы, фигура нищего, грязного, в рубищах, валяющегося в пыли базарной площади… Должен сказать, что это представление дало мне давным-давно уже не испытанное чувство настоящей трагедии. Незнание языка облегчалось розданной на руки русской программой…
Я сказал, что с "Габимой" связано интересное воспоминание. "Габима" получала государственную субсидию. Некоторая часть московского еврейства восстала против субсидирования такого учреждения, которое играет на древнееврейском, для многих непонятном, языке. Это-де никому не нужно, это "буржуазная затея". Они сильно действовали в правительственных кругах, дабы сорвать эту ассигновку и добиться ассигновки для театра, где бы давались представления на жаргоне. Тем временем "Габима" разослала приглашения на диспут, который она устроила в одном из театров, и пригласила представителей театрального мира и своих недоброжелателей на генеральное сражение. И вот тут я увидел картину, которая раскрыла мне неизвестные для меня стороны еврейства. Нужно ли говорить, что противники "Габимы", восставшие против "буржуазной затеи" и требовавшие театра на жаргоне, были коммунисты? Здесь, что было интересно, во-первых, картина евреев-коммунистов.
Много я видел людей яростных за эти годы, людей в последнем градусе каления, но таких людей, как еврей-коммунист, я не видал. В его жилах не кровь, а пироксилин: это какие-то с цепи сорвавшиеся, рычащие, трясущиеся от злобы. Но затем, второе, что было интересно, – ненависть еврея-коммуниста к еврею не коммунисту. Опять скажу: много я видел распаленных ненавистью, и в жизни… и на сцене… видел расовую ненависть, ненависть классовую, ненависть ревности, но никогда не видал, на что способен родич по отношению к родичу только за разность убеждений. В далеких, тайных недрах истории должны лежать корни этой ненависти. До чего доходило! Габимистов обвиняли в "деникинстве"… в спекулятивных целях: постоянно выплывало в качестве ругательного слово "сухаревцы"; это потому, что на Сухаревке был тайный рынок в то время, когда продажа имущества была запрещена. Но самое страшное для них слово, даже только понятие, при далеком ощущении которого они уже вздымались на дыбы, это – "сионизм". Это стремление некоторой части всемирного еврейства устроить в Палестине свое государство, это стремление к национализму, перед глазами евреев-коммунистов-интернационалистов вставало каким-то чудовищным пугалом. Можно себе представить, что для них зарождение национальной идеи, идеи отечества в самом чреве, в самой матке коммунизма… Было много интересных моментов. Помню великолепную речь Цемаха… он говорил о жизненной… силе, которую они черпают из соприкосновения с древнееврейским духом…
Немало было блестков еврейского юмора. Один старичок сказал: "Много здесь спорят о том, что древнееврейский живой или мертвый язык? Собственно, не так это важно; но думаю, что если бы он был мертвый, то о нем бы не говорили или говорили бы одно хорошее"… В результате "Габима" получила правительственную субсидию. И это была победа культуры над бескультурьем. А для меня результат: интересный вечер и несомненное убеждение, что есть два еврейства. Одно ищет пробуждения всех сил своей древней природы:
Кто скажет мне, какую измеряют
Подводные их корни глубину? для того чтобы положить их угловым камнем того национального здания, которое должно из Палестины встать соперником прочих народов. Другое еврейство ищет напряжение всех своих способностей для того, чтобы, не теряя своего духа, спрятать свой лик, просочившись в другие народности…»57 Воспоминания Нелидова и Волконского во многом перекликаются. Но князь, пожалуй, иносказательно говорит об участии евреев в революции, неистовстве, ненависти коммунистов. Безусловно, для него евреи – дрожжи революции. Конечно, не все. Он это подчеркивает. И пытается найти источник ненависти евреев не только друг к другу… Ему ясно, что эта ненависть выше классовой и расовой. Так какую же ненависть должно испытывать еврейство по отношению к "гоям"?! Думаю, эта ненависть ассоциировалась у князя Волконского с расправой над Иисусом. Князь убежден в существовании еврейского заговора, несмотря на разность взглядов противоборствующих сторон. Перечитаем еще раз: сионисты хотят построить свое государство в Палестине, чтобы стать "соперником прочих народов", а интернационалисты, "не теряя своего духа", спрятать свой лик, просочившись в другие народности.
Браво, князь! Вы читали "Протоколы Сионских мудрецов" и усвоили их. И вправду, кто еще может подсказать князю глубину подводных течений иудаизма?
Нелидов и Волконский безоговорочно сходятся в одном: борьба против "Габимы" – это дуэль культуры с бескультурьем. Нелидов упоминает человека, застрелившего императорского посла, Якова Блюмкина, который был не только убийцей, но и поэтом и большим поклонником театра "Габима". А знание древнееврейского языка помогло ему создать просоветскую агентуру в Палестине. Таковы уж превратности судьбы: "нам не дано предугадать", что, где и когда пригодится…
Довольно подробно рассказал В.А. Нелидов об участии евреев в театральной жизни столицы, назвав множество имен ныне почти забытых актеров. Порой он иронизирует над их "общечеловеческими" слабостями, но при этом не скупится на похвалу их профессиональных достоинств. "Чисто русскому таланту Рыбакова" Нелидов противопоставляет талант актера Малого театра Осипа Андреевича Правдина. Еврей Иосиф Трайлебен, изменив «свою фамилию на русскую, сообщал окружающим, что он швед по происхождению, блестяще этим языком владел, но за его спиной наивно злословили, что Правдин имеет предком одного из пленных после Полтавского боя, где Петр I разбил шведа Карла XII, что будто этот предок остался жить по капризу судьбы в черте оседлости для русских евреев.
Человек блестяще образованный, владеющий в совершенстве многими… языками… культурный, Правдин может быть назван "европейцем" Малого театра. Европеизм сказывался у него во всем…» Нелидов считает Правдина выдающимся актером, если не бриллиантом "дома Щепкина", то, безусловно, украшением. Лучшие его роли – прекрасный Шуйский в "Борисе Годунове" Пушкина и Растаковский в гоголевском "Ревизоре".
А его игру в "Талантах и поклонниках" (он играл Васю) хвалил сам Островский.
Этот швед или "полтавец" сроднился с Москвой и, бывало, вполне по-российски пускался в загул. Выбранный управляющим Малым театром, он ходил туда каждый день и после Октябрьского переворота, не боясь быть застреленным поставленным у входа часовым. Пьяная солдатня ограбила театр. Правдин умер в своем кабинете на 74-м году жизни от голода и холода. По мнению Нелидова, после смерти Правдина осталось лишь два актера его калибра – Ермолова и Южин58.