Приблизительно те же мысли обуревали и представителей крупной бюрократии, той ее части, которая не давала волю чувствам. Александра Викторовна Богданович, жена генерала Е.В. Богдановича, члена Совета министра внутренних дел и автора многочисленных церковно-патриотических брошюр, на протяжении трех царствований вела дневник. Сразу после убийства императора, 1 марта 1881 г., она записала в дневнике: "Теперь общество разделилось на два лагеря: одни говорят, что только репрессивные меры приведут дело в порядок… другие же того мнения, что теперь вернуть порядок, бывший при Шувалове, немыслимо, что это приведет к погибели России, что нужно созвать народных представителей, что нужны строгие, но разумные меры… что нужно реорганизовать полицию и проч., но что все это должно быть сделано по-старому, а не по-новому по образцу Франции. Этих (т. е. тех, кто придерживается последней точки зрения. – С. Д.) гораздо больше". Спустя 28 лет, 13 апреля 1909 г., умная женщина запишет: "Говорили о настоящем положении России. Я высказала, что жалею, что при начале царствования Александра III Победоносцев помешал дать конституцию, что теперь было бы спокойнее…" (Богданович A.В. Три последних самодержца. М; Л., 1924. С. 49, 462). Увы, слепые не прозрели…
Важно отметить, что народовольцы, по словам Фигнер, хотели мирной работы, но им в этом отказали. И весь этот добротный человеческий материал был безрассудно растрачен и не востребован правительством для созидательной деятельности.
Конечно, не обошлось без исключений. Например, народоволец террорист Дмитрий Александрович Клеменц (1848-1914) стал директором Императорского Этнографического музея. В противовес ему был казнен Александр Ульянов по весьма спорным юридическим нормам. А. Ульянов подавал большие надежды как физиолог, но заступничество Д. И. Менделеева ему не помогло. Талантливые члены дружной семьи стали на путь террора, причем самого худшего, массового. В свое время я писал о позорном приговоре Чернышевскому, чей мощный интеллект правительство могло использовать на благо государству. Увы… Впрочем, все это было отмечено еще современниками. 25 января Сара Бернар (Во время гастролей) Боборыкин Пьер несется Легче ветра или пара И в восторге восклицает:
Граф Алексис Жасминов, он же В. Буренин.
Тут же вспоминаю атаку князя Мещерского, объявившего войну развлекательным театрам (Буфф, Берг и др.) и считавшего их пригодными для развлечения "нигилистов в белых перчатках". В его статьях досталось и композитору Жаку Оффенбаху.
Остроумный Вс. Крестовский, сам не жаловавший нигилистов, "прошелся" по мужелюбивому князю:
*Цит. по: А. А. Камень Сары Бернар: Из воспоминаний театрала // Иллюстрированная Россия. 1934. № 36. С. 19. *Цит. по: Викторович В. А. Достоевский и В. Мещерский // Русская литература.1985. № 1. С. 209.
Святая земля глазами русских паломников
Палестина описана, переписана, но не дописана, но это не значит, что каждый может сказать о ней свое слово.
Неизвестный знаток Святой земли* К выражению "Москва – Третий Рим" мы уже привыкли. Со времен старца Филофея, жившего в XVI в., об этом писали множество раз. В XVII в. к этой формуле плотно прилепилась другая: "Россия – новый Израиль". Л.Н. Толстой в романе "Война и мир" довольно точно описал состояние российского общества во время Отечественной войны 1812 г. Героиня романа Наташа Ростова присутствует на службе в домовой церкви графа Разумовского, неожиданно старый священник, опустившись на колени, вопреки канону начинает читать только что составленную Синодом молитву о спасении России от вражеского нашествия: "Господи Боже сил, Боже спасения нашего! …Се враг смущаяи землю Твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се люди беззаконнии собрашася, еже погубити достояние Твое, разорити честный Иерусалим Твой, возлюбленную Твою Россию… Владыко Господи! Услышь нас молящихся Тебе: укрепи силою Твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду Его и кротость, воздаждь ему по благости Его, ею же хранит ны, Твой возлюбленный Израиль… подаждь Ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа"1.
В этой молитве несложно уловить связь с прошлым, влияние ветхозаветной лексики и ветхозаветных примеров, на которых в основном и зиждется обращение к народу.
Россия приравнивается к Израилю, Москва – к Иерусалиму. На слушающих молитва производит подавляющее впечатление. Наташа переживает каждое слово – о победе Моисея, Гедеона и Давида, о разорении Иерусалима, все трогает ее сердце. Речь священника, вероятно, была необходима Толстому для того, чтобы передать душевное состояние народа.
* Из кн.: Елисеев А.В. По белу-свету. СПб., 1894. С. 312.
Лесть авторов патриотических писем, приходивших в то время Александру I, превышала все пределы. В письме членов Синода, приложенном к посылке образа преподобного святого угодника Сергия и читанном в петербургских гостиных, говорилось: "Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего"2. Рассуждая о труднообъяснимых поворотах истории, Толстой удивлялся тому, что крестовые походы прекратились именно тогда, когда была поставлена ясная, разумная и святая цель: освобождение Иерусалима3.
В.О. Ключевский так иронизировал по поводу православного благочестия: "В одной былине древнерусский богатырь, собираясь под старость в Иерусалим, чтобы пристойно завершить свои неблаговидные подвиги, говорит:
Смолоду было много бито, граблено,
А теперь пора душу спасти"14.
Кажется, эта мысль близка и атаману Кудеяру Н.А. Некрасова. Свое "исправление" главарь шайки начал с двойного убийства, в том числе женщины, в духе Стеньки Разина: "Голову снес полюбовнице и есаула засек". Но даже паломничество в Иерусалим не дает Кудеяру отпущения грехов – лишь новым убийством дано ему избавление. Любопытная мораль и, конечно, не случайная…