Бывает так, что думаешь, ищешь, и приходит время, когда находишь. От того, что сам додумался, — радость. Но открыв какую-нибудь книгу и увидев свою мысль, напечатанную там, поражаешься не тому, что додумались до тебя, а тому, что эту мысль ты знал и раньше, но не понимал. Пройдя к ней путь, ты впитываешь ее, и несмотря на то, что она найдена до тебя, теперь это твоя мысль.
Справедливость, смысл жизни, доброту нужно рождать самому, ни на кого не перекладывая, как мать не перекладывает роды своего ребенка.
По поводу «справедливого» приведу следующую притчу. Пророк позволил назвать «справедливым» только одного падишаха древности — Адиль-Нух-Ширвана, потому что он был всегда и во всем крайне справедлив ко всем народам, которые жили в его обширной, богатой и счастливой империи. Однажды он угощал народ своей столицы. За большими столами, уставленными прекрасными кушаниями, прохладными щербетами, сидели и угощались старые и молодые, богатые и бедные, христиане и мусульмане. К концу угощения падишах внезапно чем-то смутился и, обратившись к гостям, воскликнул: «Меня зовут милостивым и справедливым: увы, я царствую сорок лет и только теперь заметил всю неправоту мою, заслуживающую наказания Аллаха! Я всегда сажал за эти столы молодых и старцев: старцы отставали, торопились — молодые, вероятно стеснялись присутствия старцев, значит, и те и другие были лишены надлежащего покоя и моего внимания. Я не так должен был распоряжаться, я должен был одинаково, ко порознь угощать их и поэтому не заслуживаю великого прозвища «справедливого»! Да продлит Аллах дни мои, чтобы загладить роковую ошибку» (Исмаил бей Гаспринский. Русское мусульманство. Симферополь, тип. «Спиро», 1881).
Человек добр от рождения, но доброту надо проявлять, а то ведь можно просто пожалеть упавшего и пройти мимо. Надо помочь ему подняться, не боясь запачкать костюм, вот это и есть истинная доброта. В Беларуси говорят: «Доброта нигде не теряет своего достоинства».
Мудрость определяется Р. Акоффом как способность предвидеть отдаленные последствия совершенных действий, готовность пожертвовать сиюминутной выгодой ради больших благ в будущем и умение управлять тем, что управляемо.
При этом нельзя забывать высказывание Шамиля (с. 17).
Цели, к которым стремится человек, принимающий решение, являются определяющими в процессе оценки последствий принятого решения.
Полезность, которую приписывает человек последствиям той или иной альтернативы, зависит от структуры целей лица, принимающего решение.
Одним из факторов, определяющих полезность, является фактор предпочтения времени.
Исследования, проведенные психологами, показали, что полезность результата убывает с увеличением времени отсрочки его «потребления».
Например, врачи предупреждают пациента, что алкоголь влияет на состояние печени, но это предупреждение не всегда влияет на поведение, так как «расплачиваться» придется в будущем. Но если бы врач, например, при наличии основания заявил пациенту, что если он выкурит пачку сигарет сегодня, то завтра заболеет раком легких, то это привело бы к более серьезному отношению пациента к сообщению врача.
Встречаются люди, изменяющие оценки вероятности несостоявшегося события после того, как становится известным, что произошло.
Так называемый эффект Фишхофа состоит в том, что люди считают, будто в прошлом им наиболее правдоподобным казалось то, что позднее в действительности произошло.
Мудрость в органическом соединении с совестью или совестливый ум — признак и черта интеллигентской рефлексии. Так считает В. И. Толстых.
О мудрости и науке красочно сказал Антуан де Сент-Экзюпери: «Я верю даже, что придет день, когда мы, заболев и не ведая причины заболевания, доверимся физикам, которые, ни о чем нас не спрашивая, возьмут у нас шприцем кровь, выведут, на основании ее анализа, несколько величин, перемножат их, после чего, заглянув в таблицу логарифмов, исцелят нас какой-нибудь пилюлей И все-таки, случись мне заболеть, я, пожалуй, пойду к старому сельскому врачу, который взглянет на меня искоса, пощупает мой живот и, положив мне на спину старенький носовой платок, выслушает мои легкие, потом, немного покашляв, раскурит свою трубочку, почешет бороду и, чтобы вернее меня исцелить, улыбнется мне.
Разумеется, я преклоняюсь перед наукой. Но я преклоняюсь и перед мудростью.
«Мудрый, — говорилось в «Трактате о внутреннем», — лечит ту болезнь, которой еще нет в теле человека, потому что применять лекарства, когда болезнь уже началась, это все равно, что начать копать колодец, когда человека уже мучает жажда, или ковать оружие, когда противник уже начал бой. Разве это не слишком поздно?»