В комнате не было слышно ни шума, ни вздоха. И влашка, и ее сын сидели, совершенно изумленные.
Но потом старуха раздула огонь в очаге и стала пытаться сварить подаренный кофе, предварительно раздавив обжаренные зерна в ступке, в которой она обычно толкла горох. Поскольку это продолжалось достаточно долго, Марин Крусич открыл принесенное вино, и они вдвоем с Сандри незаметно выпили его, безуспешно продолжая надеяться, что женщина вот-вот принесет им какую-нибудь достойную закуску.
Слоеный пирог и жареное мясо были готовы только через два часа. Хорошо, что кофе помог им немного отрезветь и понять, что они едят, пока они не начали зазря ругать хозяйку.
«Ты читаешь молитвенник, который я тебе привез?» — вдруг спросил рыбака Марин.
Рыбак покраснел, но теперь у него хватило духу признать, что он не умеет читать.
«Вот это да! Ты, потомок вашего просветителя Климента, не знаешь букв? Ну, ладно, только к следующему моему приезду тебе придется это исправить, чтобы ты мог прочитать вот это своей матери», — быстро проговорил дубровчанин.
«А что это?»
«Рецепт. Мазь от ожогов. Делается на основе воска. Бутылку белого вина вы найдете, сусло есть, а оливковое масло я принесу в следующий раз. На этот раз пусть тебе прочитает священник, но ты лучше поймешь, когда прочтешь сам».
Так вот получилось, что Марин Крусич отблагодарил их за гостеприимство и оставил больше, чем можно было от него ожидать.
И вправду, он оставил больше, чем можно было ожидать. Он одарил их гриппом, но оставил также молодому человеку непонятное беспокойство, которое тот и не пытался объяснить, потому что лихорадка захватила его с такой силой, что он тут же свалился в постель. Три дня он сильно бредил и все время вспоминал какую-то Атидже, поражавшую его воображение своими обнаженными бедрами, которые были видны сквозь полупрозрачное покрывало. Потом он плыл в какой-то бесконечности, но это было не озеро, потому что он звал Марина Крусича, как будто тот был капитаном и вел его в неведомые страны. Просил дать ему напиться кофе. Требовал подать ему вина с дорогими пряностями, которых было нигде не сыскать, а потом опять трясся в ознобе, как будто его оставили на улице в снегу, голого, с сосульками, наросшими на теле.
Когда лихорадка отступила, он помнил только одно — Атидже. Кто была эта Атидже? Богатая турчанка? Он не мог объяснить этого матери. Нет, он никогда ее не видел. Никогда не видел, но в то же время мог явственно представить себе ее лицо и знал, что она будет его судьбой, и что бы он ни сделал, куда бы ни убежал, ему суждено с нею встретиться, потому что так написано у него на роду.
Хотя Сандри и раньше знал, что его видения когда-нибудь осуществятся, и ждал этого момента достаточно спокойно, теперь его тревога не отступала и все бушевала в его плоти, как лихорадка, спрятавшаяся глубоко внутри с намерением в любую подходящую минуту неожиданно напасть на него. Он был странно возбужден. Это было не оттого, что при встрече с Марином Крусичем он показал себя настоящим тупицей, которому следовало бы стыдиться своего незнания. Его незнание бунтовало, хотело разрушить неведомые преграды, но не стыдилось. Он как будто спешил куда-то, как будто знал, что время истекает. Не для того, чтобы превзойти в знании дубровчанина, а для того, чтобы измениться самому. И это изменение казалось неминуемым. Также обстояло дело и с образом женщины. Как будто все должно было случиться помимо его воли, даже если ничего не делать.
Но он делал.
Было похоже, что последняя встреча с Марином Крусичем была действительно последней, потому что прошел целый год, а тот так и не появился. Все это время ибн Тайко постоянно ходил к священнику в Стругу, каждый раз принося ему молодую форель, и просил прочитать что-нибудь из молитвенника, и каждый раз выучивал одну новую букву. Через семь месяцев он сумел прочитать рецепт лекарства от ожогов, который оставил ему Марин Крусич, и его мать научилась готовить лекарство. Теперь она готовила его постоянно, потому что оказалось, что оно действительно хорошо помогает от ожогов, так что о старухе прослышали все в округе, и она начала с его помощью хорошо зарабатывать. Когда про чудодейственное средство узнал эмир-бей, он призвал женщину к себе, и она помогла ему, а взамен попросила у бея дать позволение ее сыну, ибн Тайко, уехать, потому что парень в последнее время выглядит так, как будто у него не все дома. Хочет увидеть мир, хочет узнать больше. На что эмиру такой пропащий человек, дурачок и лунатик. Что бы ему не отпустить парня навстречу судьбе?