Сколько это длилось? Мгновение или вечность?
Люди, четыре человека, стояли одни в церкви. Божьи дети, изгнанные из рая, с общим счастьем и общим несчастьем, какие Господь уготовил для всех чад своих на земле, они не думали, что, если один из них несчастен, то счастлив другой, а считали, что Божья рука с трудом отличает добро от зла, потому что длань его широка, вот и бросает он сразу всего понемногу — и хорошего, и плохого — в разные стороны.
Вали сидел, скрестив ноги, на постланном на полу ковре, а остальные собравшиеся, по рангу, стояли поодаль перед диваном с матрацем и подушками, на котором восседал Мехмед-паша. Что же это было за собрание в местной управе, куда позвали и его? Ибн Пайко стало как-то не по себе от такого множества важных гостей — беи, аги, муфтии[30], муллы, ученые богословы. Были здесь и управляющий округом, и местные начальники, даже сам шейх дервишей[31] Рушид-баба пожаловал.
«Проходи, ибн Пайко-эфенди!» — сказал Мехмед-паша, как только ибн Пайко вошел, тем самым прекратив разговор с другими.
Ибн Пайко отвесил почтительный поклон:
«Да продлятся годы твои, о, великий паша!»
«Слава Аллаху! Хвала султану!»
«Мне сказали, что ты звал меня, великий паша».
Мехмед-паша откашлялся и произнес:
«Тебе как достойному человеку не впервой приходить на наше собрание. Но готов ли ты к тому, чтобы услышать, какое последнее решение принял меджлис[32] и что постановил. Да оставь ты в покое свои бумаги! Опять ты, что ли, ко мне с жалобами?»
Ибн Пайко, тяжело вздохнув, ответил:
«О, пресветлый великий паша! Как взяли меня в управу, покоя мне нет. Ни в лавке своей я больше дела не делаю, ни дома — по хозяйству. Сам знаешь, каждый день прихожу к тебе с разными прошениями и жалобами. Наш несчастный народ думает, что, раз я в местной управе, то это хорошо, каждому помогу. Я сна лишился. Случается, люди и взятку мне пытаются дать, только было бы принято решение в их пользу!»
Вздохнул и Мехмед-паша:
«Мы с тобой ладим, ибн Пайко-эфенди. Понимаем друг друга. Ты — хороший человек. Любят тебя христиане, да и наши, турки, относятся к тебе с почтением».
Ибн Пайко, хотя и не знал точно, зачем его позвали в управу, все же открыл свою тетрадку, решив воспользоваться присутствием на собрании влиятельных людей.
«Есть одна просьба, великий паша, от Шусто Адем Абдулафета. Он хочет открыть лавку и торговать мороженым и разными сладостями: шербетом, лукумом, кадаифом[33], пахлавой да напитками: горячим салепом[34] и бузой[35]. Думал он открыть ее в Сучутларе, на берегу Вардара. Ему разрешили, но при условии, что он насадит вербы и тополя вдоль реки на каждом третьем аршине и все это — за два года. Вот он теперь жалуется!»
«Поглядите-ка на него!» — хлопнул себя по правому колену рассерженный мутесариф[36].
«Тише там!» — прервал его вали.
Ибн Пайко продолжил:
«Вот решение — отремонтировать дорогу до Бояджилара, до площади, а потраченные на это средства взыскать с владельцев лавок, находящихся на той улице. Поэтому они и жалуются, великий паша. Или вот — муфетиш[37] Мехмед Эмин послал отчет мутесарифу о прокладке канала от источника на площади Папучилар, у Серавы, а сделать это должен мутавалли[38] Нуриш-ага. Есть записка и о нечистотах, которые накапливаются в русле Серавы… Прошение от жителей округа Йигит-паши замостить им улицу… Лавочникам-кафтанщикам Анто, Аджи-Томо и Димо необходимо разрешение на обустройство магазинов…»
С разных сторон послышалось негодование.
«Хватит! — грозно произнес вали. — Тебя выбрали, чтобы ты защищал интересы государства и султана, а не каких-то там мелких людишек!»
«А что важнее всего, о, великий паша, что всякие воры и насильники омрачают славу падишаха. Вот вчера, один такой бездельник ворвался в лавку седельника ходжи Трифуна и побил его. Зачем? Требовал от него денег. Чуть было не заколол. Потом похитил жену его, болезненную старушку, и срамил при народе. Будь она молодой, может, и в башню бы ее унес, и никто ничего бы ему не сделал».
35
Буза — распространенный на Балканах ферментированный напиток из пшеницы, кукурузы или проса.