Любовь, я верю, побеждает тленье.
Прошу, милостью читайте, сонетом сердце возмущайте.
Душа поэта
Ранимая душа поэта – истинное дитя света.
Словно у ребенка тускнеют блекло очи старика.
Но кудри их не покроет седина, та мудрости искра.
Ибо мудры вопросы у поэта – ужели станутся без ответа?
Творцы лелеют свои рукотворные плоды,
Иные мостами сожжены, но воскресая они столь светлы.
Бремя тяжкое поэта – избрать путь мудреца или эстета.
Утверждая разделять, охлаждая воспламенять,
Новые горизонты покорять, и малодушие призваны терять.
Кротко кратка жизнь поэта – вот кажется, родился,
и предстал уже в обличие скелета.
Мгновенье отделяет до всемирного величья,
И порок отдаляет от святости приличья.
Но нецелованны уста поэта – невинностью полны любовного сонета.
Он струны лиры строками рифмует смело,
Но судьба довольства и почет рисует худо бледно.
Когда он чернила не жалея, сердце мучает мольбами,
И в изнеможенье падает подхваченный ангельскими крылами,
Свободу обретает душа поэта – в погребальный саван плоть его одета.
Память рукописная его сталась вечна,
а жизнь,
кажется,
не столь беспечна.
Монолог со смертью
Искушая смерть, возлягу на перину листьев серых.
Я слишком грешен, чтобы жить!
Уснула осень, с небес спадая в одеяньях белых,
Дабы наготу секретов прошлого сокрыть.
Призывая смерть, то криком, то молчаньем.
Сольюсь с прохладой и свежестью снегов.
Молясь, сокрушаясь покаяньем,
Прости – шепчу, и это тайна для злых богов.
Встречая смерть, верну Любимой образ некогда забытый.
Ее глаза с бессмертьем, ее уста с моленьем.
А поклонюсь, не кончине, а вечности нетленной.
И сном покажется вся жизнь, лишь тягостным мгновеньем.
Благостным умиленьем.
Ангелу
В тоске, в заботах суетных и во грехе,
Я предавал забвенью лик твой благословенный.
В нужде, в муках творческих и во зле,
Искал глазами свет твой, как и прежде несравненный.
Прощенный, и вновь согрешеньем сокрушенный,
Сожалел о присутствии твоем, посреди погибели моей.
И ты подобен свету Богом сотворенный,
Совестью терзал меня, поил слезами – обличительной водой.
В любви, в томленьях свободолюбия души,
Я стенал страданьем отрешенный.
Те стоны воздыханья в небытие ушли,
Как образ в памяти болью отраженный.
Влюбленный, любовью вдохновленный,
Поэму восклицаю или шепчу тебе стихи наедине.
И прощенье обретаю я, лик в улыбке бесподобный
Мне молчаньем говорит – “Прощай, и проститься многое тебе”.
Сумрачный пейзаж
Громадой градин грядущих гроз,
Зубчатым сводом рвется рьяный дождь.
Водопадом игл губит гряды алых роз,
Танцует племя облаков и богом грома вещает вождь.
Лоснящейся нежностью опускается покров.
Туманной аурой ослепляется светило.
Лучезарной рябью – нет достойнее послов
В долину смертной тени, где дух смерило,
Рваным звуком звонких стай,
Крылатых извергов сверженных цепями
Гордости надменной обличают край,
Порхая над промокшими ветвями.
Вот просияло небо лаской ореола.
Ручьи уносят в Лету прошлое, воспоминанья.
Радуга – удачи веселая подкова
Расточает страхи, мир прейдет, и родятся небывалые восторги,
у дуба векового в уединении молчанья.
Успление
Поэт, покинешь ты сей мир доколе грешный.
Уйдешь невинным, словно царь безгрешный.
Исповедь – твои творенья, твой долг и знамя.
Но неги твоей жизни устало гаснуть пламя.
Поэт, усни, прими сон прибрежный.
Оставь в молчанье свой слог небрежный.
Уснут твои творенья, все восторги и смущенья.
Но не утратишь благоговенья, слезы умиленья.
Поэт, хотя бы на секунду не мысли о безумном.
Мир не верти, и Антеем шар земной не подпирай.
Пусть нарекут тебя беспутным, я знаю, ты был мудрым.
Так живи и никогда не умирай!
Лишь засыпай перо, роняя, чело над бумагою склоняя.
И созерцая всё то, о чем в предвкушении слагая
Ты мечтал, заслужить за труд прилежный
Покой хотя бы, сон райский, столь прелестный.
Феерия
Я жил подобно сну – столь кратко, но чудесно.
Себя я ненавижу, но тебя люблю,
Столь кротко, но не лестно
Строгал к сердцу твоему ладью.
Красота – волнующий призыв,