Узри трепетно, воспрянь, не смей судить,
Стань святостью, не будь пороком.
Ах, Муза, ты нищетой меня смирила, научив молить.
Рядом ты со мной всегда, души моей не гнушаешься порогом.
Позволь тебя поблагодарить,
И покорившись возлюбить достойным вышним слогом.
Благословляя и боготворя
Благословлю тебя пером, мой ангел, моя Арина.
Возвеличу выше звезд и в преклонении божеств,
Со страниц польется песнь сказочного мира,
И описанье прекраснейшей из существ.
Рай обрети, Любимая, лишь об одном мечтаю я.
Блаженство вольности в невинности прекрасной.
Образно в благолепье боготворя,
Возлюблю тебя страстью бесстрастной.
Верностью докажу твое величье в пределах таинства эфира,
Ожиданье то не станется напрасным в исполнении мечты.
Кротостью верну твое вниманье, зажгу маяка огнива
Для освещенья дальнего пути.
Благословлю тебя мечтами, моя любовь, моя богиня.
Воображеньем сотворю далекий мир сверкающих глазниц.
Повенчанные Небесами – блаженства вечного картина,
Любви – величайшей из зениц.
Письмена составят память вечности покорной,
Строфы в вальсе закружат, памятуя о свиданье,
О встрече той столь трепетно проворной,
И о печальном расставанье.
Сердечное биенье слышится сквозь непоколебимости высот,
Внимаю музыке живительной в твоей груди,
Там прячется ребячески любовь и девства чистого оплот.
Позволь же мне наитием тоски коснуться слезой твоей руки.
Боготворю тебя трагедией комедий, моя муза, моя актриса.
Средь театральных зрелищ, где правит лицедейство,
Одна верна законам чести, словно Елена в ожидании Париса.
Мой гениальный идеал, мое ты совершенство.
Воображаю дивный силуэт восставший в памяти угрюмой,
Мнится пируэт событий давних несказанных.
Столь радостных, столь печальных пред судьбой понурой.
И грезы воссоздаст эстет в терньях шелковых, атласных.
Создаст творчества творенья, дабы пустить коренья
В душу избраннице своей, но плоть ее оставит без прикосновенья.
На картине лик девы погладит без оскверненья,
Поцелует робко краску в знак умильного поклоненья.
Боготворю тебя избытком чувств о святая дева.
Ибо святость облекает очи и не помыслить о тебе дурное.
Не смею, прекословя осуждать славное созданье Неба,
Рожденное во Свете, столь жизненно живое.
Бледностью краснея и от смущенности немея,
Склоненный на одно колено под тяжестью несбыточных идей,
Сгораючи дотла и снова пламенея.
В любви признаюсь в театре беснующихся теней,
Игривых кукол и актеров в оковах одной роли.
Услышь шепот тихий бессловесных начертаний,
В доказательство чувств верных с избытком боли,
Но с надеждой и с любовью верований.
Из кладезей достойных воздыханий я музу почерпну,
Во всеуслышание оглашу, иль сердцем уединенно прошепчу,
Арина любимая – вечно буду любить тебя одну.
Благословляя и боготворя.
2012г.
Радости одиночества
Сколь долгим окажется земной путь человека? О том не ведают высокоумные философы, которые, лишь только познав всевозможные причуды угасания старости, поймут, наконец, театрально напыщенную трагедию ускользания столь краткого времени. В сию пору неукоснительно бесповоротно ускоряются жизненные процессы, в то время как обветшалое тело замедляется и деревенеет. Многие старики вспоминают молодость, лестно либо укоризненно. Я же, будучи преклонено молодым, почту вниманием пера интригующую старость. Воображу то, чему может быть не суждено будет сбыться, но о чём прочтут степенные читатели. Напишу краткую романтическую историю, дабы показать наглядно всю податливость субстанции времени, ведь перо талантливого поэта им способно управлять, то замедляя, то ускоряя. Возвратить в прошлое оно способно и заглянуть в будущее, вот только нынешнее время не запечатлеть ему достойно. Покуда перо по бумаге заманчиво черкало, уж волосы поэта успели покрыться сединой. Вот будто шаловливые любопытные пальчики мальчика водят линии по запотевшему стеклу, рисуя звезды и снежинки, через секунду те же мягкие фаланги гладят живопись на холсте бугристом, лаская возлюбленной портрет. Ужель мастерство творца даруется трудом болезненным и каждодневным? Годами бодрствования во власти вдохновенья и томленья духа, добровольного воздержанья плоти и преклоненья пред девственной красой. Ужель мне предстоит сие многообразье жизни творческой дословно описать? Не всё, но лишь итог великого неусыпного служенья. Приснопамятные дни покойного одиночества и радостей в тиши от суеты забвенья, о них заскрипит перо, каждое мгновение старея.