Успел выбежать на улицу и добежать до поворота, а потом упасть на мощенную мостовую.
Надо мной светил фонарь, и тень на камнях была чудовищно огромной, я хрипел, как раненый бык, я умирал каждый раз, словно от шпаги матадора.
Я не услышал шаги моей возлюбленной, моя Кармелита, смело приблизившись, присела на корточки рядом, ее прохладная ладонь легла на лоб оборотня, и пока луна не спряталась за тучи, моя жена, видела меня поверженным быком.
Кармелита узнала правду, и о, моя возлюбленная, готова была ради меня на все.
Мы покидаем огромный город и переезжаем в поместье ее деда.
Огромный участок земли, поля, где в полнолуние, я прячусь от моей Кармелиты и дочери Лусии.
Наша, Лусия. Наш маленький ангел, зеркальная копия моей Кармелиты
Я помню, как в три года она примеряла шляпу матадора – мотеру. А в пять просила, отвезти ее в школу, где учат побеждать быков, и горько плакала, когда я ее обманул, сказав, что в нее принимают только мальчиков.
Но тут снова вмешался дон Ромирес, он стал учить правнучку сам. Пластику она, конечно, унаследовала от матери, отвагу от деда, а от меня ей достались лишь каштановые кудри.
К десяти годам она уже смело могла называться новильеро, и могла бы противостоять бычку - трехлетке.
Вся душа моя восставала против этих занятий, я видел, то, что для нее это перестает быть игрой, и может стать делом всей жизни.
Жена пыталась отдать ее в школу для танцев, но там Лусия в первый же день игрушечной шпагой поранила двух глупышек, пытавшихся с ней подружиться.
Иногда моя девочка пугала меня своими поступками:
Она сидит у телевизора и смотрит бои с быками, и я слышу ее учащенное дыхание. Когда я переключаю канал, мой маленький ангел превращается в фурию, катается по ковру и рвет свои прекрасные локоны.
Глава 6
В поместье, я снова играю по вечерам на гитаре, Кармелита и Лусия танцуют, мы не хотим, чтобы наша дочь стала матадором. Забыть, как страшный сон арену, кровь и стоны поверженных быков.
Сегодня опять полнолуние, я заранее ухожу, как можно дальше от дома. Под наш огромный платан, и я прячусь в его тени и чувствую начало приступа.
Луна кораллового цвета, поднялась высоко, и спрятаться от нее уже невозможно.
По телу сначала проходят судороги, начинает невыносимо, до тошноты болеть голова, а потом по жилам струиться не кровь, а лава.
Я раздираю ногтями кожу, так хочется, чтобы наступило забвение, чтобы кипящая кровь или что там, в этом час течет во мне, выплеснулась наружу.
На губах привкус крови и ее запах, тот самый, что на арене, когда тебе рукоплещут, а ты вдыхаешь запах бойни, теплой крови, только что убитого тобой быка.
Я закрываю глаза и сквозь боль, и ужас слышу легкие шаги. Моя Кармелита, любимая, ты здесь!
Сквозь пелену боли я вижу не жену, а мою Лусию.
На ней мой красный плащ-капоте, в руках шпага ее деда. Его приз за сотого быка, посеребренная шпага, с длинным и узким лезвием.
Дочь убрала свои кудри под шляпу
Я машу ей рукой – уходи, уходи отсюда!
На траве растет тень моей бычьей головы, рога причудливо извиваются.
- Ты сказал отец, что я никогда не стану матадором?
- Да, солнышко. И это правильно. Ты девочка, ты цветок нашей любви.
- Наверное, ты прав. Вы все правы! Но своего быка я все равно убью!
И она, изящно повернув кисть руки, делает выпад и пронзает мое сердце.
- Ты победила, Лусия – шепчет Риккардо. - Ты стала матадором. Я горжусь тобой.
Над долиной проноситься предсмертный рев быка.
Кармелита вздрагивает во сне, но засыпает снова.
Багряный рассвет и капли крови на траве.
Маленькая девочка целует холодные губы отца-оборотня.
Глава 7
- Еще вина синьор?
- Нет, спасибо. А каков финал?
- Донья Кармелита уехала с дочерью за океан. Поговаривают, что учиться балету.
Я прощаюсь с барменом и спускаюсь в долину, привратник, оповещенный о моем приезде, открывает кованые ворота, но я иду не к дому. Старый платан манит меня своей тенью.
Я сажусь под него и пытаюсь представить, что я Риккардо, бык-оборотень, и так в грезах засыпаю.
- Синьор да не верьте, вы этим сказкам, просто местные не хотят, чтобы дом покупали пришлые иностранцы, вот и придумывают ужасы, - за ужином убеждает меня управляющий.
Я иду с ним в дом, где со старинных портретов смотрят на меня поколения ушедших непобежденными матадоров. За витринами золотые и серебряные шпаги, награды на бархатных подушечках.
А вот и он, синьор Риккардо, седой хохолок, правда, глаз на портрете не косит. Красавица Кармелита, и девочка – сущий ангел.
Конечно все враки, умер человек от инфаркта, каково это, бояться каждый день годами, когда каждый бой, как последний.
Мне за умеренную плату разрешают остаться на ночлег, я засыпаю мгновенно, так утомило меня андалузское солнце.
От хамона съеденного за ужином, просыпаюсь в жуткой жажде, и бреду в полусне на кухню, и возвращаясь теряюсь в поворотах, и не нахожу дверей своей спальни.
В полумраке, в незнакомом доме, ищу выключатель и натыкаюсь на зеркало. В окно светит луна, ах да сегодня полнолуние, и, о, ужас, присмотревшись, вижу в зеркале голову быка. Пересыхает в горле, я вижу свое белеющее в зеркале тело и гордую голову черного быка, кричу диким голосом, и бегу, не понимая куда.
- Синьор, что случилось? – В доме комната за комнатой зажигается свет, управляющий находит меня забившимся под кушетку.
Утром я стою у того самого зеркала, голова быка и днем отражается, это всего лишь трофей, повешенный на стену.
Но дом я все- таки не снял в то лето.
Перед отъездом посещаю местное кладбище и кладу алую розу на могилу матадора Риккардо Ромиреса, так и не ставшего знаменитым музыкантом.