— Я, наверное, несмелый по характеру, — сказал Тихон с грустной усмешкой.
— Откуда информация?
— Ну… я сам так думаю…
— «Сам думаю…» — передразнил его офицер. — Это у тебя что там за бумажки? Результаты?
— Тестирование. Симуляторы. Весь фарш.
— Дай-ка сюда, — попросил офицер и вперился в распечатку. — Так-с… Ну, это понятно… Это тоже. Ага, вот они, данные… Кстати, чувство габарита у тебя отменное, хоть сейчас в пилоты… Координация тоже ничего. Реакцией впечатлен. Спортом занимаешься?
— Да… Ну, то есть как сказать… Ходил в секцию настольного тенниса… Семь лет занимался латиноамериканским танцем, даже на чемпионат России ездил, — сообщил Тихон и зачем-то покраснел. Он был уверен, это не впечатлит офицера. Но он ошибся.
— Румба-сальса? Ух ты! «Анита-креолка, по кромке прибоя пойдем мы с тобою, с тобою!» — напел офицер. Это был мотивчик самой популярной ламбады сезона, ее с утра до ночи крутили на канале «Мелодии и ритмы Западного полушария», на школьных дискотеках и даже в общественном транспорте. — Уважаю! Теперь и ежу понятно, откуда у тебя координация и чувство габарита… Так… Что тут у нас дальше? Опять какая-то ерундистика… А-а, вот они, результаты психологического тестирования. Смотрим… Та-а-ак… Что ты говорил, со смелостью проблемы у тебя? Не правда это! Аллертность — восемь из десяти, быстрота принятия решений — семь из десяти. Самостоятельность мышления — о-о, девять из десяти. Что такое КУР, напомни? Ах, этот… коэффициент умственного развития… Целых сто восемьдесят! Логично, ты же в политех намылился… Это я к чему веду? К тому, что не надо на себя наговаривать, Мамонтов Тихон. Объективно, с точки зрения науки, все у тебя в порядке с характером. Уж поверь, у меня в эскадрилье разные субчики попадались, в характерах я разбираюсь.
— Ну… может, не в смелости дело… — замялся Тихон. — Просто не нравится мне почему-то армия.
— Что ж… Насильно мил не будешь, — вздохнул офицер. — Да я тебя и не агитирую. В военно-космические академии и без тебя конкурс такой, что мама дорогая… Просто хочется, чтобы ты понял. Что-то такое, важное…
Тихон кивнул. В голове у него было пусто и гулко. В тот момент он ничего не понимал. Кроме одного: если бы у него был старший брат, похожий на этого офицера, жить ему было бы в миллион раз легче.
Он так увлекся своими мыслями, что не заметил, как в тупичке появились двое: майор Тулин и майор Крячко. Тулин тепло обнялся с капитаном и пригласил его в кабинет. Крячко юркнул в свой.
Тихон замешкался. Разговорчивый капитан устраивал в портфеле планшет, выполненный по последнему слову технодизайна, мурлыча под нос «Аниту-креолку».
— А как зовут-то вас? — набравшись храбрости, спросил Тихон. Он уже держался за ручку двери, но какая-то неведомая сила его не отпускала.
— Михаил… Бугримов! — Серо-голубые глаза офицера лучились жизненной силой и необоримым природным обаянием. — Приятно было познакомиться, — добавил он, сделал два шага к Тихону и… протянул ему свою широкую руку для рукопожатия.
А потом было собеседование у майора Крячко, апатичного бледного сухаря лет сорока пяти. Никаких неожиданностей на собеседовании не случилось, кроме одной: дочка майора, художественная фотография которой томилась на стене кабинета, оказалась учительницей рисования в школе № 50, Тихоновой родной школе. «Посмотгите на эту чагующую аквагель», — говорила она, трогательно картавя. Все у нее было «чагующим», даже мятные леденцы за семнадцать копеек.
Нетвердым шагом Тихон шел домой через сквер имени Первого Салюта, а вокруг цвел сиренями и щебетал соловьями дивный майский вечер.
Волосы его были взлохмачены, узел галстука комично болтался на груди, как у пьяницы с карикатур, сумка едва не волочилась по земле.
Но Тихону было не до того. Он думал о том, какой трудный ему сейчас предстоит разговор. Шутка ли дело, убедить мать и особенно отца в том, что поступать не в политех нужно, а в Военно-Космическую Академию имени Савицкой.
«Вот войду — и прямо из прихожей скажу, твердо так: поступаю в Академию!»
— В общем, товарищ капитан-лейтенант, — сказал Тихон, — я пошел в армию за чудом. — За чудом?
— Да.
— Ну и как?
— Пока никак.
— Ясно. Вот что я тебе скажу, Мамонтов… — Саржев запрокинул голову и влил в рот последние капли молока из кружки. — Впрочем, нет. Ничего не скажу. Считай, что я скучный, унылый карьерист и сказать мне нечего.
Встретив разочарованный взгляд Тихона, Саржев улыбнулся и добавил: