Выбрать главу

— Михаил Бугримов, значит… «Нестандартная биография»… Интеллигентный щеголь… — сказал Саржев. — Так называемый кап-три по фамилии, так сказать, Бугримов… Вот что, Мамонтов, я тебе скажу: я этого субъекта знаю. Никакой он не кап-три. Полагаю, на Вибиссу он никогда не летал, в заповедных гротах не плавал.

— Да я… — начал Тихон, но Саржев остановил его резким жестом и продолжил:

— Я в танковую академию поступал. Омскую танковую. Там сидел Михаил Бугримов. В такой же форме. С теми же фотографиями жены… Правда, вместо лапочки-дочки у него сынишка-конкурист был… Это потому, что я лошадьми интересовался. Поговорил я с ним, а потом плюнул на танки и пошел в пилоты.

— Так вот они, герои!

Оба — Тихон и Саржев — оглянулись. К ним своей особенной подкатистой походкой приближался кавторанг Жуков, замкомкрыла по летной подготовке.

— Мамонтов! Саржев! Лясы точите?! А что Ниткин? А Пейпер? Сколько вас всех ждать прикажете?!

Тут же к ним подбежали Пейпер с Ниткиным. Четыре пилота вытянулись перед Жуковым по стойке «смирно», отдали честь, Саржев доложил по форме о возвращении пилотажной группы.

— Вольно…

Тихон обнаружил, что Жуков смотрит на него. Но не так, как минуту назад смотрел Саржев, а с тщательно скрываемой гордостью.

Начал он, конечно, с разноса.

— Вот что, Мамонтов. Отстранить бы тебя на недельку от полетов… И отстраним, будь уверен! И устный выговор тебе! Ас нашелся!.. Но так… — Жуков сменил тон, и глаза у него сразу стали озорными, ребячьими. — Так оно правильно, конечно. Давно пора было этому Махаонскому Крепостному полку выдать! Хорошенько выдать! Больно нос дерут! Шапкозакидательские настроения распространяют! Так что пусть шлифуют… Тактику ближнего боя… Хе-хе.

Выдержав короткую паузу, Жуков снова построжел.

— Только не думай, что самый умный. Всё, разойдись.

В дверях ангара Тихон все-таки нагнал Саржева.

— Да я догадался, товарищ капитан-лейтенант. Насчет Бугримова Михаила, интеллигентного щеголя. Давно уже догадался.

январь — июль 2007 Харьков

Роман Злотников

Одинокий рыцарь[16]

1

ОГОНЬ! Жар, проникающий не просто в плоть, а в самую сердцевину костей и глубже, туда, где уже, кажется, нет никакой плоти. И нечему гореть. Но и это ничто тоже горит и корчится в этом всепроникающем и очищающем пламени. Очищающем от всего — от горечи поражения, от грехов, от бренных мыслей и забот, еще так недавно казавшихся важными и нужными, от самой жизни… но только не от боли. Боль была, как и при любом аутодафе, непременной спутницей огня. Боль корчила и выворачивала еще сильнее, чем огонь. Потому что тот нес в себе хотя бы очищающее начало, а боль просто тупо грызла и грызла каждую клеточку измученного тела… И ее еще только предстояло сделать очищающей и возрождающей. Если найти в себе для этого силы…

Когда Всеслав вынырнул из омута небытия, он еще некоторое время лежал, не шевелясь и не открывая глаз. Он проиграл… И не имело никакого значения, что он и не мог выиграть. Ибо Враг был слишком силен. И даже лучший из них не смог бы победить его. Он — проиграл! И горечь этого поражения останется теперь с ним навсегда. И только от него, от Всеслава, зависело теперь, чем она станет для него — всего лишь болью, выгрызающей его изнутри, лишающей сил, застилающей мутной пеленой взгляд, или… той же болью, но заставляющей с еще большей яростью истязать свое тело, свой разум и свою душу в попытке стать еще сильнее, еще крепче, еще выносливее, чтобы следующая схватка обошлась бы Врагу гораздо дороже. Если Господь пошлет ему новую встречу с ним. Вернее, когда Господь пошлет ему новую встречу…

Всеслав медленно приподнял веки. Прямо в глаза ему рухнула синь небес. Яркая и, как это было сказано у поэта, сосущая… Он чуть повернул голову. Похоже, он врезался в этот мир как яркий болид. Всеслав лежал на дне воронки глубиной метров в сорок и диаметром не менее шестидесяти. Лес за пределами земляного вала, был повален еще метров на сто. И сильно обгорел. Ощущения огня и жара были вызваны не столько завершающим ударом Врага, сколько этим… А впрочем, какая разница. Он давно уже собирался испросить у Собора права на очищение огнем, а получается, получил его без испрашивания. Прямо здесь. Конечно, совершаемое по установленным канонам и с поддержкой молящихся братьев аутодафе дает больше шансов возродиться к жизни, но с тем, что он претерпел, разница не слишком большая… Огонь — он и есть огонь. Огонь фальши не терпит. И если твоя пожранная им плоть возродилась на твоих костях, значит, Господь еще не готов принять твою очищенную душу. Ибо уготовил тебе в этом мире новые испытания…

вернуться

16

Взаимосвязан с рассказом Василия Головачева «Свой-чужой». См. сборник «Спасти Чужого».