Джин зашмыгала носом по второму кругу, чего Китти, собственно, и добивалась.
— Может с ним поговорить? Ты думаешь, он что-то услышит?
— А что толку? Сомневаюсь, что голос чужой тётки его утешит. Лучше его не дёргать. Но капельницу тебе всё-таки придётся поставить и повязку на голове сменить.
— И что теперь будет? — спросила Джин.
— Не думаю, что его возьмутся реабилитировать. Скорее всего, его переведут на паллиативный уход.
— Какой уход?
— Паллиативный. Хоспис, дорогая, — Китти чуть не сказала «дура». — Он будет там лежать, пока природа не возьмёт своё.
Джин вздохнула с облегчением. По крайней мере, хоспис находился в другом здании, и мальчишкой занимались бы другие.
— Этого не будет! — раздался мужской голос у них за спиной. — Я этого не допущу.
Медсёстры вздрогнули и одновременно обернулись. В нескольких шагах от них стоял высокий, сероглазый юноша лет двадцати. Его левая рука была на перевязи, а лицо покрыто кровоподтёками.
— О боги! — ахнула Джин. — Это, должно быть, отец Мартина. Он пришёл, чтобы похоронить сына.
Тут Китти наконец выпустила когти наружу.
— Дура! Когда он его по-твоему заделал? В десятом классе? — Отчитав коллегу, Китти надменно взглянула на незнакомца. — Что Вы здесь делаете?
— Да так, решил прогуляться, мозги проветрить, — ответил юноша сквозь зубы. — Не спалось мне. Ведь не каждый день ты теряешь обоих родителей. Кто бы подумал, что я случайно услышу такую интересную беседу.
Видно, у него закружилась голова, потому что он опёрся здоровой рукой о стену.
— Возвращайтесь обратно в палату, — приказала Китти, указывая пальцем на противоположный конец коридора. — Немедленно.
— А иначе что? — спросил юноша, восстановив наконец равновесие. — Вы не дадите мне печенья с молоком? Не разрешите смотреть мультики?
— Я позову охрану.
— И что вы им скажете? Что пациент имел наглость гулять по коридору в десятом часу? Ваша мать случайно не работала надзирательницей в концлагере?
— Кто вы такой?
— Я — Дин МакАртур, один из пострадавших. Я был с родителями в машине, когда случилась авария. Теперь они лежат в морге рядом с Эммой. А мне, как я уже объяснил, не спалось. Чья-то невидимая рука вытянула меня из койки. И теперь я понимаю, почему. Оказывается, пока я купался в жалости к себе, две сплетницы уже сговорились сбросить человека в мусоропровод. Ещё не было консилиума, а вы между собой уже решили судьбу Мартина. Как всё просто!
Лицо Китти смягчилось, но только чуть-чуть. Расправив плечи, она шагнула навстречу Дину.
— Я вижу, в чём дело. Мистер МакАртур, как медработник, я не должна вступать с вами в подобные беседы. Я не имею права обсуждать с Вами состояниe и протокол лечения других пациентов, которые к Вам никакого отношения не имеют. Однако я сниму на пару минут свою медсестринскую шапочку и поговорю с Вами по-человечески.
— По-человечески? Это было бы оригинально и освежающе.
— Сарказм здесь неуместен. Невооружённым глазом видно, что участь этого ребёнка Вам небезразлична. Ещё бы! Вы осиротели в один день. Я допускаю, что Вы испытываете к мальчику подобие солидарности. Однако будем откровенны. Даже если ребёнок выживет, что маловероятно, ему понадобятся услуги ортопеда, невролога, пластического хирурга, психиатра. Кто будет за это платить?
— Я буду платить.
Китти расценила этот бойкое заявление как рывок травмированного сознания. Ей неоднократно доводилось наблюдать, как у пациентов в сотрясением мозга проскальзывали маниакальные вспышки, во время которых им хотелось побороть голод в мире или найти лекарство от рака.
— Мистер МакАртур, думаю, вам пора в палату. Вам противопоказаны физические нагрузки. Вы несёте чушь.
— Вы до сих про не знаете, с кем имеете дело.
— Только не говорите мне, что вы Наполеон. Тогда я буду вынуждена вызвать психиатра.
— Не Наполеон, но почти. Я только что унаследовал семнадцать миллионов. Думаю, такой суммы хватит за глаза. К вашему сведению, я уже почти закончил докторат и стажируюсь в институте «EuroMedika». Я заберу Мартина с собой. Только там он получит необходимую помощь. От американских врачей мало толку. В нашей прекрасной, свободной стране, бюрократия тормозит прогресс. Взять ту же самую наркологию. В Америке это ответвление науки в зародышевом состоянии. С людьми, страдающими от зависимости, работает обычный психиатр. Все учебники по наркологии — из восточной Европы. Даже проклятые коммунисты разбираются в этом вопросе лучше, чем американцы. Вы в курсе, что погибшая Эмма Томассен сидела на антидепрессантах? Она потеряла контроль за рулём, потому что у неё закружилась голова. Надо судить врача, который прописал ей эти таблетки. А ещё лучше, судить всю фармацевтическую компанию за неразглашение побочных эффектов. Надо привлечь адвокатов и этиков мирового класса.
Китти не расслышала остаток тирады. Нелестные слова в адрес американской медицины пролетели мимо её ушей. Семнадцать миллионов. Когда осиротевший студент озвучил эту сумму, медсестра машинально дотронулась до головы, поправляя причёску.
— Джинни, ты свободна, — цыкнула она на свою младшую коллегу. — Я должна поговорить с мистером МакАртуром наедине.
Избавившись от соперницы, Китти подошла к молодому пациенту и начала поглаживать его плечо, сначала робко и легко, но потом более настырно. Прыткие пальцы как бы ненароком скользнули под воротник рубашки и прогулялись по тёплой ключице.
— Послушайте, мистер МакАртур… Я понимаю, у Вас такое горе, но… Вы такой молодой, красивый, перспективный, состоятельный. Зачем Вам брать на себя такой крест в виде ребёнка-инвалида? Разве эти дополнительные хлопоты помогут Вам исцелиться? Зачем Вам всё это?
— Вы совершенно правы, — сказал он, накрыв её руку своей, и вдруг сжал пальцы так, что они хрустнули. — С какого перепугу я, как будущий врач, должен заботиться о человеческой жизни? Нет, я должен тратить родительские деньги на выпивку и шалав в медсестринском наряде. Ведь вы ради этого устроились в госпиталь?
Арийская спесь Китти моментально растворилась в примитивном женском страхе. Она и раньше позволяла себе вольности с пациентами мужского пола, но ни разу суставы её пальцев не подвергались опасности.
— Пустите.
Дин держал её кисть мёртвой хваткой, заламывая пальцы.
— Вам что-то не нравится, фрёйлен? Только минуту назад Вы готовы были завалить меня на кушетку прям в коридоре. Вашей начальнице будет интересно узнать, при каких обстоятельствах вы получили травму.
Дин выпустил её так же неожиданно, как и схватил. Китти отлетела на несколько шагов назад и плюхнулась на свой плоский зад. Какое-то время она сидела на холодном линолеуме в темноте. Когда она наконец оправилась от шока и нащупала свалившуюся шапочку, коридор бы пуст. К счастью, Джин не стала свидетельницей этого позора. Одёрнув халат и поправив чулки, Китти приняла твёрдое решение донести на МакАртура психиатру. Такого взрывоопасного психа было рискованно выписывать.
========== Глава 8. Продолжение рассказа о добрых душах ==========
Когда медсёстры пришли к Мартину на следующее утро, чтобы сменить повязки, они, к своему величайшему удивлению, застали Дина МакАртура в обществе адвоката и соцработника из органов опеки. В палате также находился разведённый хирург, тот самый доктор Флеминг, которого все работницы госпиталя надеялись обольстить.
— Глазам не верю, — хмыкнула Китти своей напарнице. — Неужели ему это позволят? Это какая-то идиотская прихоть. Если ему так приспичило о ком-то заботиться, почему бы ему не завести собаку?
Джин, которая за ночь успела морально подготовиться к своим обязанностям, смело шагнула к постели пациента.
— Мы пришли обслужить Мартина.
— В этом нет необходимости, — ответил доктор Флеминг. — Об этом уже позаботились. Я сам осмотрел пациента перед выпиской.
— В хоспис? — ахнула Джин. — Неужели всё так безнадёжно?
— Напротив. Этот молодой человек, мистер МакАртур убедил меня дать европейской методике шанс. Я изначально не считал ребёнка обречённым. Безусловно, случай тяжёлый. К счастью, мой немецкий коллега, доктор Руст из института «EuroMedika», не боится трудностей.