Мартин продолжал сидеть на краю стола. Дин вытянул шею и осмотрел свежий шов на лбу, который юноша сам наложил. Рана затягивалась удачно. Никаких признаков нагноения не было.
— У Вас душно, начальник, — сказал Мартин. — Я бы на вашем месте открыл окно.
— Чтобы ты мог меня из него вытолкнуть? Ищи дурака. Я знаю, ты об этом только и мечтаешь. Ты думаешь, твоя жизнь станет сказкой, если меня в ней не будет. В каждом юноше заложен импульс отцеубийства.
Дин скомкал страницу черновика и игриво швырнул в подопечного. Мартин резво перехватил бумажный шарик в воздухе.
— Раз уж разговор зашёл про отцов и детей.
— О боги… Ты опять за своё?
Мартин повернулся лицом к своему покровителю.
— Я Вас который раз прошу познакомить с моим настоящим отцом. Вы же знаете, кто он. И у меня странное чувство, что он тоже обо мне знает. Да, я в курсе, что у него семья.
— Весьма неблагополучная, — подчеркнул Дин. — Уверяю тебя, это не такая семья, в которой ты бы хотел родиться и вырасти.
— Я вовсе не собираюсь добавлять ему стресса и навязывать ему своё общество.
— Это ты сейчас так говоришь. А потом будешь ездить с ним на рыбалку, ходить с ним на стриптиз, a я буду жутко ревновать. Ведь ты мой мальчик. Я воспитал тебя.
Развернув бумажный шарик, Мартин принялся рвать его на куски.
— Почему Вы всё обращается в шутку?
— Потому что вся жизнь — шутка. Нелепая, жестокая, уродливая шутка. Ты слишком редко выходишь за пределы института. Тебе не терпится узнать, кто твой отец? Так и быть, я подскажу тебе. Ты с отцом уже несколько раз встречался. И он за все эти годы не удосужился представиться. Ему, по большому счёту, наплевать на тебя так же, как и на законных детей. Просто от них ему сложнее отделаться. Он не признал тебя, когда ты родился. Он не помогал твоей матери после того, как наигрался ей. Он ни разу не навестил тебя в больнице. Неужели тебе это ни о чём не говорит? Ты не нужен ему, даже со всеми своими достижениями. Возможно, через пару лет он попадёт к тебе под нож. Чем чёрт не шутит? Пойми, мальчик мой, ты только нужен своим пациентам, которые пекутся о собственных шкурах. Хирург — это почти Бог. Ты до сих пор мне не веришь?
Не дожидаясь ответа, Дин открыл верхний ящик стола, достал жёлтую папку и положил Мартину на колени.
— Это мне?
— Кому же ещё? Я всё искал подходящего момента показать тебе эти фотографии пятнадцатилетней давности. До и после. Посмотри в каком виде тебя привезли в институт. Надеюсь, тебя это отрезвит, и ты перестанешь искать оправдания биологическому отцу.
========== Глава 15. О том как опасно прятать свои секреты в папке ==========
Олд Сити, исторический район Филадельфии — март, 1982
К середине марта жители Персиковой улицы начали потихоньку снимать рождественские украшения с окон и дверей своих домов. На смену снеговикам и красноносым эльфам пришли зелёные ирландские гномы, которых выставляли на день Святого Патрика. Этим гномам суждено было проторчать под дождём ещё до апреля. За несколько дней до Пасхи их должны были заменить на розовых зайчиков с плетёными лукошками. Так или иначе, фасад старинных построек никогда не оставался пустым.
По вымощенному тротуару шли три девицы, одетые не по сезону легко. Поверх коротких платьишек в стиле поло на них были свитера с логотипом престижного женского колледжа «Брин Маур». Звали их Кэрол Кинг, Эмили Лорд и Тереза Лазарро. У всех трёх были мелко завитые, мышинно-русые волосы, затянутые в хвосты. Со спины их можно было различить только по цвету махровых резинок.
— Не знаю, может, это проявление снобизма, — говорила Кэрол, будущая журналистка, — но меня выворачивает при виде эти картонных уродцев. Должен же быть какой-то закон против такого варварства. Сто лет назад здесь жила филадельфийская элита. А теперь? Жлобы с биржи.
— Это лишний раз доказывает, что за деньги вкус не купишь, — поддержала подругу Эмили, будущая преподавательница зарубежной литературы. — У моего парня комната в общаге и тo обставлена приличнее.
— Этих пластмассовых оленей я видела в пригороде Нью-Джерси, — добавила Тереза, которая ещё три раза меняла специальность и потому и потому оставалась на пятый год чтобы наконец закончить бакалавр в психологии. — У них рожки мигали огоньками. Если долго смотреть, то можно получить эпилептический приступ.
Чтобы подчеркнуть своё пренебрежение к своим рабочим итальянским корням, Тереза передёрнулась, точно её ударило током. Её подружки скопировали её движение и потешный звук, который она издала губами. «Брррр!»
Они остановились у кирпичного викторианского дома, в котором жила их подруга Лили Гардинер со своей овдовевшей мамой, преподававшей историю искусств в том самом колледже. Их дом был единственным, который ничего не украшало кроме венка из сосновых веток на двери. У Лили был день рождения, и она решила отметить его в скромном домашнем кругу, как и завелось после смерти отца. Студенток немного удивило то, что дверь открыл Кен Хаузер, который не попадался им на глаза с тех пор, как его выгнали из команды и лишили стипендии. Значит, Лили его не бросила, хотя у неё на это были веские причины. Их любовь побила все рекорды. Эти двое были вместе с шестого класса. Быть может, этим они были обязаны тому, что отучились в разных школах, а потом поступили в разные университеты, встречаясь по выходным. В их отношениях не наступило той пагубной бытовой фамильярности. По крайней мере, Лили ни разу не застукала своего возлюбленного за изменой. В том, что Кен ходил налево, её подружки не сомневались. У игрока в лакросс слишком много искушений. В будущем Лили ждало грубое пробуждение, если она действительно собиралась выходить за него замуж. Если бы они поселились вместе, ему было бы труднее скрывать свои амурные похождения. А может, они уже расстались, и Лили позвала его в качестве дворецкого, чтобы он открывал дверь и помогал гостям снимать верхнюю одежду? Девушки отметили, что за последние несколько месяцев он изменился внешне, и далеко не в лучшую сторону. Его щёки украшали ядрёные фурункулы, а кожа имела нездоровый желтоватый оттенок.
— Где именинница? — спросила Кэрол, бесцеремонно передавая ему коробку с тортом.
— У себя в комнате, — ответил Кен равнодушно. — Ругается с матерью, как всегда. Никак не может выбрать наряд.
Девушки одна за другой побросали на него свои свитера и расположились в гостиной. Вместо того чтобы развесить их одежду по крючкам, Кен свалил всё в кучу под вешалку. Перед тем как поставить торт в холодильник, он нарочно встряхнул его, чтобы крем размазался о стены коробки. Эх, невесело быть единственным парнем на празднике! Кену очень не хватало покойного профессора Гардинера, с которым он неплохо ладил и чьё присутствие скрашивало этот курятник. Даже кавалер Эмили Лорд не пришёл. Кену предстояло одному сражаться с этой лавиной эстрогена, которая была вот-вот готова обрушиться на него. Он проклинал себя за то, что забыл плеер с наушниками дома. Из гостиной до него долетали обрывки женской беседы.
Тем временем Лили и её матушка находились в спальне на втором этаже, пытаясь решить вопрос с нарядом для именинницы. Сорокапятилетняя Эллен Гардинер стояла у распахнутого окна с ментоловой сигареткой и давала указания своей дочери, которая сидела на кровати в нижнем белье, скрестив покрытые пупырышками руки на груди. Её белокурые волосы были завиты крупными волнами и прихвачены по бокам заколками с хрусталём. Отвергнутые наряды валялись по всей комнате.
— Дорогая, ты слишком стараешься, — говорила вдова. — Мне никогда не нравилось это красное платье с вырезом на спине.
— Мам, мне двадцать два года. Можно я сама решу в чём мне принимать гостей?
— Твой туалет — это крик отчаяния. Надень что-нибудь попроще. Ты будто пытаешься вернуть парня, который уже давно не твой. Кен к тебе давно охладел. Все это признают кроме тебя. Только не вздумай плакать, а то тушь потечёт. Я говорила тебе не красить глаза так жирно.