В 1930 году Ева Браун пока еще воспринимала Гитлера просто как известного политического деятеля, почему-то иногда демонстративно ухаживавшего за ней. Она по-прежнему с удовольствием ходила на танцы. Обычно компанию ей составляли друзья детства или единственная дочь Гофмана Генриэтта, которую она вскоре по-свойски стала называть Генни. Зимой Ева бегала на лыжах, летом плавала и постоянно занималась гимнастикой. Особенно ей удавались упражнения на брусьях. Хотя ее целью было исключительно сохранение фигуры, она добилась неплохих результатов и даже стала членом гимнастического клуба квартала Швабинг. Одевалась Ева всегда по последней моде, пользовалась дорогой по тем временам косметикой и носила купальные костюмы с вызывающе глубоким вырезом.
«В ожидании Гитлера, — рассказывала Генриэтта Гофман, — она всегда подкладывала в бюстгальтер носовые платки. Ведь Гитлер просто обожал пышные формы».
В последние месяцы 1930 года Гитлер уже не скрывал, что всерьез увлекся Евой Браун. Однажды он пригласил ее в оперу, а потом прямо спросил: «Позвольте попросить вас поужинать со мной? Я бы очень хотел появиться в вашем обществе в «Остерия-Бавария».
При посещении театра или во время частных визитов в фотоателье Гитлера неизменно сопровождал его первый адъютант, обер-лейтенант запаса Брюкнер или двое-трое его подчиненных. Еще остались свидетели, утверждающие, что, хотя за столом Гитлер всегда сжимал ладонь Евы Браун, однако они совершенно не походили на любовников. Гитлер тогда относился к ней по-отцовски. Он строго следил за тем, чтобы она возвращалась домой не позднее полуночи, и в ее присутствии избегал любых разговоров на скользкие темы.
Их вместе часто можно было видеть в кинотеатре «Шаубург» или посещаемой исключительно солидной публикой чайной «Карлтон», расположенной прямо напротив знаменитого кафе «Луитпольд». Лица из ближайшего окружения Гитлера никогда не бывали там, предпочитая другие, более скромные заведения. Зато они регулярно выезжали вместе с Гитлером на столь любимые им пикники в окрестностях Мюнхена. Все отправлялись туда, сидя на задних сиденьях огромных хромированных «мерседесов» в сопровождении ординарцев и охраны. И это, естественно, производило очень сильное впечатление на Еву Браун. Как нечто само собой разумеющееся воспринимала она желание Гитлера никогда не ездить с ней в одной машине.
Этот период в их жизни был окутан неким ореолом таинственности. Гитлер вел себя так, словно Ева для него просто одна из тех его бесчисленных почитательниц, кто при первом же удобном случае найдет себе новый предмет для обожания. Он не хотел, чтобы даже его ближайшие соратники Геринг[20] и Геббельс думали иначе. Поэтому он тогда крайне редко звонил в фотоателье Гофмана, а в своих редких письмах избегал любых намеков на близкие отношения.
Еве Браун это было только на руку. Она знала, что если отец узнает о ее близости с человеком на двадцать три года старше ее, скандала уж точно не миновать. Поэтому она тоже вела себя довольно сдержанно. В свою очередь, у Гитлера была весьма своеобразная манера беседовать с нравящимися ему женщинами. Обычно он немедленно заявлял, что к политическому деятелю нельзя подходить с обыкновенными мерками. «Он вынужден постоянно разъезжать, не вправе позволить себе такую роскошь, как домашний очаг, и, кроме того, жизнь его постоянно в опасности». Однажды он прямо заявил: «Женщины всегда играли роковую роль в жизни политических деятелей. Вспомните Наполеона! А танцовщица Лола Монтес? Разве не она погубила короля Баварии Людвига I? Если бы не она, это был бы воистину выдающийся монарх. А безумная мадам Чан Кайши? Ненависть и честолюбие — вот что двигало ею, когда она спровоцировала войну с Японией и навлекла несчастье на свою страну».
В лице Евы Браун Гитлер нашел благодарную слушательницу. Рядом с ней он мог говорить о творчестве Грильпарцера[21], Шекспира, обсуждать феномен лох-несского чудовища и даже заявлять, что он непременно наладит производство космических ракет, и тогда благодаря ему люди полетят на Луну.
После каждого такого монолога Ева, вернувшись домой, с жадностью набрасывалась как на художественную литературу, так и на справочники. Она стала читать гораздо больше, чтобы не уронить себя в его глазах. Но позднее у нее упал интерес к бесконечным рассуждениям Гитлера. По свидетельству ее подруги Мици Йостен, «она предпочитала читать романы Перл Бук, Кэтрин Холланд и Маргарет Митчел, а также журналы мод». Тем не менее Ева постепенно прониклась симпатией к идеям национал-социализма. Их сторонницей объявила себя и ее мать. Только Фриц Браун и Ильзе пока даже слышать не хотели о них. Между сестрами все чаще вспыхивали жаркие споры и, если Гретль не принимала в них участия, то лишь по причине своего отсутствия. Согласно семейной традиции, ее отправили учиться в монастырский пансионат.