Письмо подписано инициалами А.Г. Это неоспоримо доказывает его подлинность. К нему приложен рисунок развалин коттеджа, разрушенного взрывом бомбы 20 июля 1944 года.
Ответное письмо Евы написано на голубом листке бумаги с монограммой ЕБ.
«Любимый,
Я просто вне себя. Я умираю от страха за твою жизнь. Приезжай скорее, иначе я с ума сойду. Погода прекрасная, вокруг такой мирный пейзаж, что мне даже стыдно становится. Очень жаль Шмундта, я пока не решаюсь сообщить жене о его гибели. Я всегда говорила и говорю, что не переживу, если с тобой что-нибудь случится, я пойду за тобой куда угодно, даже на смерть. Ведь я живу только твоей любовью. Твоя Ева».
Tea for two[69]
Гитлер имел весьма смутные представления об американцах. В основном он черпал их из гангстерских фильмов. Хотя читал он запоем, но принципиально игнорировал книги про Америку, считая ее страной бродяг. Гитлер был также твердо убежден в том, что американские солдаты не способны даже правильно держать винтовку. Нанесенные ему союзными войсками после высадки в Нормандии поражения объяснял тем, что в жилах таких прославленных американских генералов, как Эйзенхауэр[70], Спаатс[71], Нимиц[72], текла прусская кровь. Паттон[73] же, как известно, был усыновлен семьей потомков немецких эмигрантов и потому, по мнению Гитлера, также проникся воинственным германским духом. Гитлер, правда, очень сожалел о закрытии в 1942 году Метрополитен-оперы. «Это достойно всяческого сожаления. Это настоящая культурная катастрофа». Известно, что он откровенно презирал Рузвельта, а Сталина считал настоящим монстром, не скрывая, однако, своего восхищения его «гениальностью». Черчилля, как уже говорилось, он называл «главным алкоголиком Британской империи» и уверял Еву, что после победоносного для Германии окончания войны не только не казнит его, но, напротив, предоставит в распоряжение «бывшего премьер-министра» охраняемую резиденцию, где тот сможет «преспокойно себе пачкать мольберты». Часто Гитлер с упоением говорил о том времени, когда он также отойдет от всех государственных дел, станет сугубо частным лицом, будет рисовать и писать мемуары. «Мы с Евой поженимся, поселимся в Линце, в красивом, уютном доме, и я клянусь, что не возьму с собой ни одного из своих кителей. Пусть ничто даже не напоминает мне о войне».
Однако в истории США был период, которым Гитлер откровенно восхищался. Речь идет о так называемом Периоде сухого закона. О нем он говорил, что «лишь молодая нация способна прибегнуть к столь суровым, но необходимым мерам». Как уже было сказано, Гитлер всю жизнь оставался убежденным трезвенником, но никогда не возражал, если Ева и другие лица из его ближайшего окружения потребляли при нем спиртные напитки. Однако у него было много других странностей. Он очень плохо плавал, страдал от морской болезни и потому только при крайней необходимости поднимался на борт корабля. Кроме того, он испытывал панический страх перед лошадьми и насекомыми и поклялся никогда не вставать на лыжи.
Наибольшую антипатию у Гитлера вызывал никотин. Он мог часами рассуждать о вреде курения. «Перед тем как стать частным лицом, — откровенно заявил он сестре Евы, — я прикажу, чтобы на каждой продающейся в Европе пачке сигарет было крупными буквами написано: «Табак — яд! Курение — причина рака…» Гитлер часто рассказывал, как юности бросил курить, убедившись, что на деньги, потраченные на сигареты, можно сходить в оперу. «На мосту через Дунай я сказал себе: «Все, пора завязывать!» — и бросил сигареты в реку. С тех пор я даже не притрагивался к ним».
Курить при Гитлере было строжайше запрещено. Императивные совещания, долгие беседы у камина, торжественные приемы и неофициальные беседы превращались для курильщиков в настоящую муку. Гитлер распорядился убрать из всех спален в «Бергхофе» пепельницы и даже не стеснялся заходить в женские туалеты с целью удостовериться, что в них никто не курит, Ева тайком покуривала, но после каждой сигареты тщательно полоскала рот, чтобы отбить запах. Как-то вечером, когда Гитлер, пожелав всем «спокойной ночи», поднялся к себе, Ева закурила в присутствии Ильзе, Дитриха и Геббельса. Неожиданно Гитлер вернулся, и стоявшая на нижней ступеньке лестницы Ева мгновенно села прямо на зажженную сигарету. Гитлер ничего не заметил и через пять минут удалился. Ева же прожгла себе платье, нижнюю юбку и потом долго не могла даже присесть: у нее нестерпимо болела ягодица…