Он тяжело вздохнул, оперся на плечо Евы и направился к выходу, даже не взглянув на пришедших проститься с ним офицеров.
В тот же вечер Ева, отгоняя тревожные мысли о неумолимо сжимающемся вокруг Берлина огненном кольце, написала свое первое прощальное письмо.
«Берлин, 22.IV.45.
Дорогая моя Герталенок!
Наверное, это мои последние строки, адресованные тебе. Я даже боюсь писать Гретль и очень прошу тебя, объясни ей все сама, только поделикатнее. Я вышлю вам все свои драгоценности, что кому причитается, узнаете из завещания, которое хранится на Вассербургерштрассе. Постарайтесь по возможности покинуть «Гору», когда здесь все кончится, вам там будет грозить опасность.
Мы решили сражаться до конца, но страшный час уже близок. Если бы ты знала, как я боюсь за фюрера.
Извини за небрежный стиль, но у нас здесь пятеро детей, и все такие беспокойные, все время меня дергают. Что я могу еще сказать? Во всяком случае, в Бога я больше не верю.
Всего тебе самого наилучшего, а главное, любви и счастья, моя самая верная подруга! Попрощайся от моего имени с родителями, передай привет нашим друзьям, а за меня не переживай. Я умру так же, как и жила. Ты же знаешь, мне это совсем не трудно.
Еще раз всех благ. Целую.
Ваша Ева.
Р. S. Попридержи мое письмо у себя, пока не узнаешь о нашей гибели. Может быть, все кончится не так уж и плохо, но он уже окончательно потерял веру в победу и, боюсь, все наши надежды напрасны».
В понедельник 23 апреля Ева все-таки передумала и села писать письмо Гретль. Она старалась обойти острые углы и выбирала наиболее обтекаемые выражения, поскольку младшая сестра должна была вот-вот родить.
«Берлин, 23. IV.45.
Дорогая сестренка!
Мне очень больно писать тебе о такого рода вещах. Но в любой момент все может кончиться, и я хочу использовать любую возможность, так как у меня к тебе есть несколько просьб. Германа сейчас нет с нами. Он поехал в Науэн формировать батальон. Я твердо убеждена в том, что ты с ним непременно увидишься. Он обязательно любым способом доберется до Баварии с целью, пусть ненадолго, но продолжить сопротивление. Сам фюрер уже утратил веру в счастливый исход. Но мы все здесь, включая и меня, придерживаемся принципа «Пока живешь — надеешься». Пожалуйста, выше голову и не отчаивайся! Еще не все потеряно. Естественно, живыми мы не сдадимся. Верная Лизль решила остаться со мной. Я хочу подарить ей мои золотые часы. К сожалению, я уже завещала их Мили. Попробуй подобрать достойную замену из моего гарнитура. Золотой браслет с изумрудом я не сниму до самого конца, а потом, если получится, он достанется тебе. Помни, что тебе принадлежат также бриллиантовый браслет и колье с топазом, которое фюрер подарил мне ко дню рождения.
А теперь я попрошу тебя вот о чем:
Сожги все мои письма и, главное, счета от Хайзе. Их никто не должен видеть. В подвале в сейфе хранится конверт, что в нем — неважно, но на нем адрес фюрера. Его уничтожь в первую очередь и не вздумай вскрывать.
К письму я прилагаю неоплаченные счета фирмы Хайзе. Кажется, я им еще что-то должна. Но в любом случае сумма не превысит 1500 рейхсмарок. Просто ума не приложу, что делать с фильмами и альбомами. Думаю, самое лучшее, если ты их уничтожишь в самый последний момент.
Посылаю тебе с оказией продукты и сигареты. Пожалуйста, дай Линдеру и Катль немного кофе и консервов. Сигареты передай отцу, а шоколад — маме. На «Горе» этого добра полно. Пользуйтесь, не стесняйтесь.
Что я еще могу сказать? В данный момент положение несколько улучшилось, и если вчера генерал Бургдорф[77] считал, что шансов на ограниченный успех у нас не больше 10 %, то сегодня он их увеличил до 50. Так что все не так уж плохо.
Приехал ли Аренд с письмом и чемоданом? Мы здесь слышали, что самолет прилетел очень поздно. Надеюсь, Морелл с моими драгоценностями уже у вас? Боюсь, не случилось ли чего-нибудь. Если получится, маме я напишу завтра.
Желаю тебе, дорогая сестренка, всего наилучшего! И помни:
Германа ты точно еще увидишь.
Целую тебя.
Твоя сестра Ева.
Р. S. Только что я говорила с фюрером, и, по-моему, он сейчас гораздо более уверенно смотрит в будущее».