Ночью Гитлер уже простился со своим окружением. Однако он старался вести себя так, будто 30 апреля 1945 года — самый обычный день. После обеда Траудль Юнге проводила Еву в ее комнату. Внешне она держалась спокойно, но явно испытывала потребность выговориться. «А это вам на память, госпожа Юнге. — Ева распахнула дверцы стенного шкафа и сняла с вешалки шубу из чернобурки. — Будьте счастливы». Она обняла секретаршу, ткнулась лбом ей в плечо и тихо сказала: «Если вам удастся попасть в Мюнхен, поклонитесь от меня моей прекрасной Баварии». Около трех часов Гитлер и его жена еще раз простились со своими приближенными, секретаршами, диетсестрой, камердинером и адъютантом. Они пожали каждому из них руку и удалились в кабинет Гитлера. У раскрытой бронированной двери приемной немедленно встал Гюнше с автоматом наперевес. Магда Геббельс с криком: «Мой фюрер, не покидайте нас, иначе мы погибнем!» — бросилась было вслед, но наткнулась на твердую, как дерево, ладонь адъютанта. Тогда она, рыдая, выбежала в соседнее помещение, переоборудованное под полевой госпиталь. Спешно прибывший в бункер Артур Аксман также напрасно пытался убедить Гюнше пропустить его в кабинет Гитлера.
Траудль кормила детей Геббельса, когда за стеной глухо прозвучал выстрел. Все были слишком взволнованы, чтобы в этот исторический момент посмотреть на часы, и потому точное время самоубийства Адольфа Гитлера и его жены установить невозможно. Приблизительно оно произошло в половине четвертого. Вбежавшими первыми в кабинет из узкого коридора Борману и камердинеру Линге представилась следующая картина: Гитлер сидел справа, откинувшись на спинку дивана. Из огнестрельной раны величиной с мелкую монету кровь тонкой струйкой стекала на серый мундир. У правой ноги лежал «Вальтер» калибра 7,65 мм, а на маленьком письменном столе возле неповрежденной ампулы с цианистым калием пистолет той же системы калибра 7,65 мм. Из него и был произведен роковой выстрел. В комнате отчетливо чувствовался остро-кислый запах пороха. Рядом с Гитлером, подобрав ноги в черных замшевых туфлях, застыла Ева. Казалось, в последний миг она судорожно дернулась, пытаясь успеть коснуться мужа левой рукой. Ее небольшой пистолет лежал на столе рядом с розовой шалью. На полу валялась надломанная ампула, похожая на тюбик губной помады. Штумфеггер с понурым видом констатировал смерть. Линге расстелил на полу заранее приготовленное серое одеяло и завернул в него еще не остывшее тело своего хозяина. Борман взял на руки труп Евы и передал его шоферу Гитлера Кемпке. Затем они в сопровождении Геббельса, Бургдорфа, Гюнше и двух эсэсовцев из личной охраны направились к запасному выходу. Из-под оказавшегося слишком коротким одеяла торчали ноги Гитлера в черных брюках и такого же цвета носках и ботинках. Пройдя четыре марша лестницы, группа на несколько минут замерла на верхней площадке, не решаясь выйти в сад, где непрерывно рвались снаряды и с треском горели истерзанные деревья, окутанные клубами черного дыма. Вообще к этому времени Берлин представлял собой почти сплошное море огня. Тела Гитлера и Евы положили в двух метрах от запасного выхода у стоявшей возле недостроенной сторожевой вышки бетономешалки.
Еще утром Гюнше передал Кемпке приказ срочно достать десять бидонов бензина. Сперва штурмбанфюрер СС не понял, зачем его шефу понадобилось такое количество горючего, — ведь все пути отхода были уже отрезаны. Но потом он вспомнил его постоянные разговоры о сожжении трупов и все понял. Раздобыть удалось лишь около 150 литров. Ими щедро полили мертвые тела, однако долго не могли их поджечь, так как из-за вызванного бушующим пожаром сильного ветра постоянно гасли спички. Наконец Гюнше в сердцах швырнул на пропитанные бензином обрывки ткани, когда-то называвшиеся одеялами, зажженную бумагу. Сразу же к небу взметнулся столб огня, опаливший жаром лица стоявших вокруг. Около семи вечера пламя погасло, и трое эсэсовцев, получив от Раттенхубера приказ хранить молчание, под вой проносившихся над самой крышей рейхсканцелярии снарядов «катюш» кое-как закопали обуглившиеся останки в большой воронке от фугасной бомбы.
Послесловие