Эдгар бы сказал категорично – эта полость оставлена Господом наводящим единственно для того, чтобы в неё прятать нити. Ева считала, конечно, по другому, но это на самом деле было удобно.
Она уходила, держа за руку слегка распухшую куклу. Кошка прокралась в коморку и теперь обнюхивала кровавые пятна, приоткрыв рот и покачивая из стороны в сторону головой. Мальчишка не очнётся до утра, когда его опекунам придётся испытать немало страшных минут. Может, что-то наконец-то изменится к лучшему. А может мальчика примут его за жертву инкуба, диавола, и от греха подальше выгонят из дома. Ева с Эдгаром будут уже далеко и, наверное, никогда больше не увидят этот дом.
Ева открыла окно и, так же, как ночной воздух втёк ей в лёгкие, втекла в него. Людской посёлок спал, только брехали, каждый в своём углу, псы. Прямо, через поля, через ограду из камней, что отделяет одно поле от другого, ждёт её Эдгар. Девочка по шею погрузилась в поспевшую пшеницу и, бубня под нос полузабытую песенку, распугивая устроившихся на ночлег птах, двинулась в нужную сторону.
– Думаю, рано или поздно мы поставим на ноги нашего барона, – так начал говорить Эдгар.
Энтузиазм накатывал на него болезненными приступами, которые отдавались в кистях, заставляя их бессмысленно дёргаться. Кажется, грозовое небо будущего перед его взглядом прояснилось и явило нечто, что не оставило у великана ни капли сомнений. И Еве это нравилось. Были минуты, когда она думала: не стоит ли открыть для него тайну госпожи Женщины? Но, глядя на спину Эдгара, необычайно прямую, Ева теряла все сомнения.
Повозка как будто превратилась в каменную крепость на колёсах, такую неприступную, что перед скучающими на какой-нибудь заставе стражами цирюльник проезжал с самым беспечным выражением лица, позволяя даже иногда кому-то забраться на подножку и заглянуть в тёмноё нутро – только для того, чтобы любопытствующий сморщил нос, принюхавшись к пожиткам, да убрался восвояси. Самоуверенный вид великана придавал любому его поступку, любому делу, за которое он брался, внушительность. Один раз они целый день ехали перед группой бенедиктианцев-паломников в одинаковых земляного цвета рясах, что таскались по дорогам из посёлка в посёлок, ведя проповеди, а когда остановились отслужить вечерю, Эдгар напросился молиться вместе с монахами, рядом с походным храмом, который занимал целую повозку.
– Чем ты занимаешься, странник? – спросил его какой-то высокий чин, плотный, мускулистый монах с широкими плечами. Заложив большие пальцы за пояс, он с выражением брезгливости и живого интереса рассматривал великана. – Зачем ездишь по миру, вместо того, чтобы где-нибудь осесть и добывать свой хлеб, как завещано, молясь и возделывая землю?
– Странным и страшным делом я занимаюсь, отче, – потупившись, сказал Эдгар. – Я полон смирения и несу на устах слово Божие, куда бы ни направлялся. Ну, и заодно, врачую раны, а также стригу бороды.
Монах нахмурился.
– То есть ты проповедник?
– В первую очередь, всё-таки, стригу бороды, – скромно ответил Эдгар. – Но не забываю при этом рассказывать о Христе.
Монах удовлетворённо кивнул. Кажется, он даже проникнулся к великану уважением. За сим их разговор завершился бы, если б не Ева, которой начало казаться, что о его светлости наслышаны все, кто хоть немного держал открытыми уши, и только Эдгар с потрясающей виртуозностью избегал всех и всяческих слухов.
– Конечно я знаю его светлость барона фон Конига, – нахмурился монах. – Но откуда знаете о нём вы?
Он заложил руки за спину – любимый жест. Потом недовольно спросил:
– Хотя, о чём это я? Кто не знает его светлость? И всё же – потрудитесь объяснить свой интерес. Не знаю, жив ли он по сию пору или уже отправился на встречу с Господом, уверен, что праздное потрясание языком привело бы его в праведную ярость. Чужие грешки были для него как мухоморы для вепря – за отсутствие снисходительности ко всякой живой твари, в том числе и к себе, его и боялись.
Ему Ева и Эдгар тоже рассказали историю про кости баронских соратников, томящихся в чужой земле, и для убедительности показали перстень. Катая на ладони драгоценность, монах вопросительно посмотрел на великана, потом на Еву.
– Мы собираем истории о бароне, – шёпотом сказала она.
Эдгар прибавил, закатив глаза:
– Свет его славы настолько ярок, что каждый, кто знает барона фон Конига, рассказывает о нём занимательную историю. А знают его во всех концах империи. Даже за её пределами.