– Скажи мне, – попросил Эдгар. – Ты всё ещё ступаешь по следам Господа? Я их уже не вижу. Сказано было: «Будьте как дети, ибо они наследуют царствие небесное». У кого мне вопрошать ответа, как не у тебя?
Он довольно неуклюже сполз с сиденья и грохнулся на колени, так, что Ева едва не полетела кубарем вниз. Мгла, подняв голову, посмотрела на них одним глазом. Укромное его мерцание, казалось, отдаляло и отдаляло до бесконечности утро.
Девочка гнала от себя страх.
– Я не хочу, чтобы твои мысли растворились в голове так, как растворилось твоё прошлое. Не хочу, чтобы они потерялись по дороге – новая идея сверкнула в её голове, точно вспышка молнии далеко над горизонтом. – Я… его светлость должен обрести новое тело. Что, если им стану я?
И, не давая Эдгару даже секунды для сомнения, опережая процессы в разбитой его голове, скрипучие расшатанные валы и колена, которыми высказанная мысль доставлялась ему в сознание, выпалила:
– Им стану я!
Эдгар не стал спрашивать что-то вроде «ты точно этого хочешь?», или говорить категорично «этому не бывать», хотя Ева ждала, пока он откроет рот, сжав кулачки. Её пугало не то, что великан может отказать, а то, что под грузом его колебаний может зашататься клык её решимости.
Но Эдгар ничего не сказал. Он взгромоздился на седалище, отворачивая от девочки лицо, подобрал повод, и телега покатила дальше, поскрипывая задней осью.
А утром, проснувшись, Ева обнаружила, что не может пошевелиться.
Ночью великан больше не проронил ни слова, и девочка, устроив сложенные ладони под щёку, уснула. Сон был тяжёлым, как могильная плита, на язык как будто насыпали с горкой каменной пыли. Еве снилось, будто в области живота становится очень тепло, практически горячо, тяжёлые хищные коты лежат на груди, и она боится шелохнуться, чтобы не разбудить этих котов и не побудить каким-нибудь неловким движением пустить в ход когти. Горло открыто и беззащитно, сонная артерия бьется, и уши зверей беспокойно дёргаются.
С этим ощущением девочка пробудилась, обнаружив себя в кузове повозки. Снаружи, насколько можно разглядеть, скосив глаза, белый день. Веки поднимались и опускались, как будто к ним привесили по небольшому грузу, а тело растворялось в окружающем пространстве. Даже сосредоточившись, девочка не могла понять, где у неё руки, где ноги, в каком конкретно месте лужи, в которую она превратилась, стучит сердце.
Она хотела позвать: «Эдгар»! Но не смогла даже разлепить губ.
Впрочем, великан был здесь. Большое светлое пятно меркло, когда его загораживала громадная фигура, и начинало сиять вновь.
– Ты проснулась, маленькая путеводная звезда, – ласково сказал Эдгар.
Он навис над Евой, точно дерево, уходящее корнями глубоко в землю и раскинувшее шляпу-крону. – Я… я не спал всю ночь. Я рад, что ты поспала, потому что тебе понадобится много сил. Все силы, которые у тебя есть.
Кажется, Эдгар волновался за неё. Он пытался улыбаться, но, по обычаю, правый уголок рта дёргался, точно червяк в руках мальчишки.
«Для чего?» – хотела спросить Ева, но не смогла. Губы превратились в мясные обрезки.
Но великан понял. Он опустился на корточки, взявшись обеими руками за затылок, аккуратно приподнял голову Евы, и она увидела нечто, в чём с трудом опознала собственный живот.
Одежды не было. Она сложена между спиной и полом, ни складок, ни перепадов этих рукотворных холмов девочка не ощущала. Грудная клетка резко выпирала вперёд и походила на клетку для птиц. А всё, что ниже, расцвело красным цветком, самой прекрасной лилией, что девочка видела в своей жизни.
«Господи, Эдгар», – хотела бы сказать она.
Инструменты горкой лежали на сундуке господина барона, и Ева могла поклясться, что каждый из них цирюльник уже успел пустить в ход. Даже зубчики пилы для костей выглядели, как зубы хищника, только что задравшего олениху. Дерево успело впитать кровь, все эти рыцари и драконы, и циклопы, и странные пятиногие существа сполна ей насладились.
Все они были довольны. Эдгар, помимо беспокойства и живого участия, излучал почти щенячью радость.
– Я только начал, – тараторил он откуда-то сверху. – Но работы много, а маковое молоко, увы, не такое сильнодействующее средство. Вот, ты уже почти в сознании, через несколько мгновений начнёшь чувствовать боль. Но я успею, я дам тебе ещё… ты проспишь до самого конца, каким бы он ни оказался. Взгляни-ка напоследок на его светлость. Он весь в ожидании. Ты хоть раз видела на его лице такое выражение?
Его светлость таял буквально на глазах. За месяцы, проведённые вместе, Ева стала считать его цельным, совершенным в своей округлой форме с уродливым отростком шеи. И вот теперь он вновь уменьшался – пилу Эдгар пустил в ход для того, чтобы вскрыть толстую кость черепа в затылочной области. Лицевые мышцы барона обмякли; создавалось впечатление, будто рот кривится теперь не в крике, а в широкой улыбке. В белках глаз набрякли вены. Жёлтые зубы влажно поблёскивали.