Ева захотела закрыть глаза, но не смогла. Это сделал за неё Эдгар.
– Спи теперь, – услышала она его голос. – Ради нас троих – я буду стараться.
Ева была в этом уверена. Ещё никто и никогда так не старался ради неё, как этот великан.
Всякий, кто когда-либо где-либо просыпался, способен осознать себя единым целым. Кляксой на чистом пергаменте, ткнув в которую, он может сказать: «вот – я». Ева, если бы ей задали такой же вопрос, показала бы на пустое место. Она оказалась разбросана по своему телу, точно взбитая ветром масса осыпавшихся с дуба листьев. Она была слухом, который ловил тревожные звуки, что медленно обретали в голове осмысленность: крики и резкая, гавкающая речь. Была пучком нервов, которые мало-помалу начинали корчиться от боли. Была ополоумевшим осязанием, которое вновь и вновь пыталось – и не могло разобраться, что же у него где, и где, собственно, у этого организма границы. Была привкусом крови на языке и позывами тошноты где-то глубоко, в горле.
Была, наконец, зрением, которое вернулось резко, рывком, несмотря на то, что глаза разъезжались и всё двоилось, троилось… множилось. Внутрь сознания, которое больше не было самим собой, потекла целая вереница образов.
Повозка. Колышущиеся, как от ветра, стены. Ворох вещей на полу. Кровавые разводы. Куски кости. Люди, которые лезут внутрь, их обезображенные, искажённые лица, все кричат. Огромная фигура, которая, казалось, может загородить целый свет, стоит лицом к пришельцам, опустив руки. Лица его не видно, только бугристый затылок. Как холм, в котором проложили свои ходы стони кротов.
– Вот, значит, каковы твои святые мощи, сатана!
– Это же гомункул! Химера, творение рук человеческих. Как ты, алхимик, сумел на такое покуситься! Смотри, руки у тебя в крови, и эта кровь – господня! Ты своими руками совершил расправу над Господом нашим. Он истекает кровью. Он закрыл глаза, чтобы не видеть нашего племени, гримас его и грязных воплей.
Завывания, заламывания рук. Великан стоит без движения, толпа, как волны, накатывающие на камень, угрожает поглотить его. В повозку забирается всё больше людей. Сначала они видят Эдгара, и на лицах отражается робость, потом, вступив под сень полога – видят Еву. Многие тут же сгибаются пополам и выплёскивают на пол скудное содержимое желудка.
А потом дрожь узнавания прошла по телу, которое по-прежнему никак не могло собраться вместе. Этот человек… карлик с бурундучьим лицом, с холодными карими глазами, ртом, который и прежде, и сейчас кривится в ухмылке. Только руки у него раньше были пусты, а теперь в них нож. Кто-то размахнулся, отпуская припасённый снаряд, великан охнул, когда в имеющую форму валуна голову врезался камень настоящий.
И скалы, бывает, обрушиваются в море. Нож вошёл великану прямо в грудину, карлик отпрыгнул, широко расставляя руки и пытаясь заполучить себе немного пространства. На миг наступила тишина, а потом тишина взорвалась криками, и праведным рёвом, и причитаниями, которые постепенно переместились наружу, когда тушу великана выволокли пред господни очи.
– Смотри, – кричал кто-то, – вот источник всех бед! Источник скверны в твоей стране!
То, что было в прошлом Евой, вновь попыталось пошевелиться, но не смогло. Странные, безумные образы заполоняли сознание, они множились в нём, будто сорная трава на заброшенном поле. Много людей – гораздо больше, чем можно узнать за одну жизнь. Жилистые, тонкие руки, умение держаться, скрюченные, жалкие люди, которые вызывают только отвращение, отчаянное желание смыть их уродство кровью, потому что она, кровь – одинакова везде. Когда ты вскрываешь кому-то брюхо, королю ли, епископу, или распоследнему грешнику, воняющему ложью и дерьмом, ты видишь одно и то же.
Смыть кровью – или же утопить в огне.
Огонь уравнивает всех.
Эти же люди сейчас смотрят на тебя сверху вниз. Ты видишь фурункулы под их подбородками, содранные, синюшные костяшки пальцев. Впалые животы со следами чесотки под рубахами. Лица сливаются, вливаются в вереницу сотен тысяч таких же лиц, виденных ранее.
– Смотри, – со страхом сказал один, – какой гомункул.
Его товарищ избегал смотреть вниз. Он нервно вертел головой.
– Тот цирюльник говорил, что везёт мощи. Я не вижу ни одной.
– Мощи – не всегда кости, дурья твоя башка. Смотри вниз. Смотри… только постарайся не захлебнуться рвотой. Знаешь, кто это? Чьё это лицо? Это барон, гуляющий с косой.