Мне захотелось спросить Вилли о его семье, родителях, - если они есть, то здесь живут или нет? Но не стала. Почувствовала, что там наверняка не веселая история, а портить настроение ни к чему. Он взаимно не поднимал тему о моих корнях, что логично, и вообще разговор шел или вообще, или о будущем. Мы даже не касались темы команды и рабочих дел, неожиданно найдя общее в самом образе жизни. Он по-своему изгой и мог понять "прелести" изоляции от людей. Не напрямую, мы в городах, как в муравейнике, букашками бегали, а именно что социальную. Невозможности открыться, сказав, кто ты есть и невозможности принятия теми, кому вдруг все-таки открылся. Вилли явно думал, что я не понимаю, о чем он говорит. Пространные слова, ни на что не наводящие, давали свободу выражения - и он охотно обзывал сам себя "чудик", который вызывает косые взгляды и заставляет себя сторониться, если вдруг его "чудаковатость" выходит в поведении наружу.
- И потому я навеки один! Ладно, может, не навеки, но пока один. Мы вообще все собрались одиночки - заметила?
Не хотела, а разговор все равно ушел на невеселое. Вилли, захмелев, сам себе закивал головой и продолжил:
- У меня вот есть сестра, старшая. А послала куда подальше, как и родители, не хочет общаться и считает позором семьи. Троица - вдовец без детей, в смысле, без кровных... это он тебе сам расскажет, подожди, удивишься как узнаешь. Ян все детство провел в каком-то закрытом интернате для мальчиков. У него самое жесткое - родители сдали прямо ребенком, натурально отказались. Представляешь, выбросили из семьи в четыре года или в пять. Чем можно провиниться в этом возрасте? Изгой каких поискать, и травили его там за что-то, как "приблудного пса", - это Нольд случайно сболтнул. Пробовал раз у самого Яна дознаться, так еле живым ушел.
- Какой ужас.
Без капли пафоса, с неподдельным чувством выдохнула я, ушам не веря. Неужели у людей такие выверты бывают?
- И ведь семья-то не бедная, там род целый, ветка такая что... - Вилли присвистнул. - Нольд как раз по какой-то из них ему родственник. Она оба, при том, что родня богатая, все на съемном живут и только на свои средства. Даже деньгами Париса для себя не пользуются, для дела и ни карточки больше. У Нольда, есть сестра младшая. Он ее очень любит, но по какой-то причине не общается. Пару лет назад вся команда знала, как он к ней привязан. Лёна. Единственно родная душа нашего Нолика, и ту "отрезали". Опять же, очень мутные дела и непонятные, мать там что ли ее в монахини определила и заперла, или другая фигня.
- Да как такое возможно? Нелюди они что ли?
- Похоже, что нелюди. Пойду еще пива возьму.
Вилли вернулся с бокалом, но на этот раз сел не напротив, а сбоку, подвинув меня на коротком диванчике к перилам, шепнул на ухо:
- Я тебе ничего не рассказывал, а ты ничего не слышала. Про семейное я случайно узнавал, в нашей суровой мужской компании не откровенничают, понимаешь? А со мной тем более - я болтливый, таков минус. Не выдавай. Даже под страхом смерти не выдавай.
- Не выдам.
Как-то само вышло, что я взяла и сентиментально приобняла его за плечо, напрочь забыв и не унюхав остатки призрака. А Вилли дернулся, как от тока...
Он сознания не потерял, и не заснул. Только вдруг весь стал другой. Я с испугом приглядывалась, молча отстранившись, и через секунды его оцепенения, угадала: он будто не на фото, а прилюдно разделся. Как в страшном признался, маску снял, и ждал одного - реакции мира. Стыдно, холодно, и вот-вот все ткнут пальцем.
- Вилли, прости.
Кабы знать точно, за что извинилась. Он же не разделся на самом деле, и все сравнение упиралось в душевное. Так бы я себя чувствовала, если б вышла на площадь и закричала, что некромантка. Разоблачила себя и ждала костра.
Внезапно его губы шевельнулись и выдали улыбку. После Вилли вдруг резко успокоился, сказал весело:
- Поехали, с фотографом познакомлю. Он уговорит тебя стать одной из богинь пантеона.
- Поехали.
Глава восемнадцатая
Взяли машину прямо на стоянке у центра. О чем я только ни думала, пока добирались на такси, но точно не о том, чтобы сделать фотосессию в обнажёнке. Вилли как будто остался прежним, только что меньше разговаривал. Но таким я его тоже уже знала, серьезным и сосредоточенным.
Вечер в разгаре, улицы оживлены, мы долго ехали по запруженным дорогам, пока, наконец, не свернули в спальный район, а за ним в Ботанический. Я тут никогда не была, знала по карте, которую усердно изучала: Ботанический - это южный пригород, за которыми огромные поля теплиц и всяких баз-хранилищ для всего, что касалось местного производства и поставок сырья и питания. Тут же было много зданий с огромными помещениями под цеха. Они сдавались столярам, стекольщикам, ремонтникам, и творческим людям - на карте из трех крупных значков, если память не изменяла, два значились как "кожевенная мастерская" и "студия витражей".
Примерно туда и приехали. Из такси вышли у самого начала улицы, от которой направо и налево ответвлялись асфальтированные проезды, и на тех тянулись одинаковые кирпичные коробки по два этажа.
- Дальше пешком пойдем. Фо не выдает свое жилье и не любит, когда к нему впритык подъезжают на машинах, даже если друзья.
- А ничего, что без предупреждения? Ты бы хоть позвонил.
- А он знает. Мы раньше договаривались, что я сегодня буду. Только получилось на час раньше назначенного, и ты со мной. Но это ерунда.
У двери набрал домофон:
- Это я.
- Поднимайся.
Железная лестница на второй этаж, еще одни двери, которые открылись с писком электронного замка. И Вилли пропустил меня первой: