– Не знаю, она побледнела, когда я упомянула прорицателя.
Ева подходит к Мари:
– Хочешь, съездим к нему втайне от Бабушки?
– Ева, мне вовсе не хочется заводить от нее какие-то секреты, но да, давай.
– Смотри, Мари, Бабушка принесла мне чай. Я уверена, что в него что-то подмешано. И мне об этом не говорится. Иметь секреты – это нормально. Мы ничего не знаем о ее прошлом.
Глаза Мари блестят, она залпом пьет чай, предназначенный для Евы.
– Значит, поедем на кладбище, а потом к прорицателю. На рассвете доедем домой. И никто нас не хватится.
Ева кивает.
Кладбище
– Который час, Ева? – Мари ворочается в постели и фыркает.
– Успокойся, ты спрашиваешь, который час, раз в две минуты, я скажу, когда будет пора.
– Не могу ждать, я очень нетерпелива и очень счастлива.
– Ты счастлива, что поедешь на кладбище? – Ева удивленно поднимает брови.
– Да, то есть нет. Счастлива, что потом мы поедем к прорицателю. Мне не терпится, я уже продумала вопросы. У тебя нет вопросов к прорицателю?
– Я в такие вещи не верю. Я сама нахожу ответы на свои вопросы.
– Ну да, ясно. Я тоже особо не верю, но кайфово же?
– Нет, – отвечает Ева и смотрит в потолок.
Мари без конца болтает, даже в темноте видно, как блестят ее глаза. Марат похож на Мари. Они как близнецы. Ева смотрит на потолок и думает о Человеке-зонте.
– Хорошо бы тебе присоединиться к моему отряду, – говорит Ева, не отрывая взгляда от потолка.
– Кому? Мне? Не знаю, наверное, присоединюсь. Я никогда не участвовала в крупных сражениях.
– Я не тебя спрашивала. Просто размышляла вслух.
– Ты можешь говорить шепотом? – Мари поднимается с места.
– Я говорю шепотом… – шепчет Ева.
– Да, но громко.
– Как можно громко говорить шепотом?
– Вот именно так, как ты.
Ева прикладывает руку ко лбу, закрывает глаза.
– А меня ты не спросишь, присоединяюсь я к твоему отряду или нет? – спрашивает Мари.
Ева вздыхает:
– А тебе нужно для этого специальное приглашение?
– Конечно, Ева! Я же не абы какой солдат. Ты бы видела, как я сражаюсь! Прямо зажигаю!
– Значит, я приглашаю тебя в свой отряд.
– Я же не оставлю тебя, Марата и свою психованную сестру одних. Могу я кое-что спросить?
– Спрашивай.
– Который час?
Ева встает с кровати, берет ключ со стола.
– Ты невозможна, Мари. Я буду ждать тебя в машине у гаража. Придешь через пять минут.
– А почему мы идем не вместе? Ты решила слинять?
– Обещаю, что не слиняю.
– Подумаешь, я тоже Бабушке пообещала, что не пойду к прорицателю.
– Я свое слово держу.
Ева выпрыгивает из окна. На секунду каменеет от боли, потом выпрямляет спину.
– Но почему ты собираешься вести мою машину? – не унимается Мари.
– Ты под воздействием сомнительных травок, – отвечает Ева и убегает.
За гаражом есть узкая тропинка. Ева оглядывается по сторонам, выводит машину за ворота. Машина похожа на танк, только не стреляет. Хотя кто ее знает.
– Лом и мой брат тебя увидели? – спрашивает Мари, плюхаясь на сиденье.
– Увидели. Сказала, что едем на кладбище, что на рассвете вернемся. Глянь: они стоят там вдалеке и смотрят на нас. Бабушка обычно принимает снотворное, если бы не приняла – стояла бы сейчас перед машиной, расставив ноги и подбоченившись.
– Да уж, представляю… – вздыхает Мари и добавляет: – Ничего, в такой позе она будет ждать нас по возвращении.
Ева вертит связку ключей, и гигантская машина движется, выравнивая небольшие холмики колесами.
Самое большое кладбище находится за чертой города. За пределами кладбища есть особый участок, где хоронят людей, у которых нет родных. Их имена и фамилии написаны белой краской на тоненьких жестянках, на некоторых табличках вообще ничего не написано. У этой части кладбища есть свое название: Детдом.
Мари показывает дорогу и время от времени восторженно хлопает. Мелкая мошкара бьется о лобовое стекло.
– Знаешь, Ева, я всегда прошу прощения у мелкой живности, когда наношу ей вред, а вот у людей прощения не прошу.
Ева понимает, что не нужно было говорить Мари про чай.
– Мари, научись любить людей. В действительности они не так уж плохи. Наверное, ты бы хотела родиться богом. Или чувствуешь себя богом.
– Наверное. Разве мы не боги? Или хотя бы божественные сущности.
– Мы обычные люди, Мари. Таких, как мы, много.
– Не говори так. Ты меня огорчаешь. Я другая, я счастлива. Я счастлива, как мошки. Вот и все.
По сути, Бабушка хотела вызвать у нее иллюзию счастья. На короткий миг Еве даже становится любопытно: выпей она чай, продолжила бы думать о войне или нет? «Не попробуешь – не узнаешь», – говорит она самой себе и тормозит. Фары освещают большой участок Детдома.