Сначала был звук, похожий на удар гонга. На самом деле он думал, что мучитель попросту бьет по ведру, но, вполне возможно, это было и неким ритуалом; ведра ритуальными не были, поэтому думать про это он особенно много не думал, а просто смирился и ежедневно (еженочно) ждал, крепясь и закрывая глаза. Спустя мгновение - другой звук, тихий шелест. Спускается ведро с водой. Его нужно отцепить от крюка и не дергать, не пытаться отвязать - голодали они долго, попробовав! К крюку нужно было прицепить ведро с испражнениями и объедками, если был бурдюк, то кинуть его туда же. После - ждать. Пустое уже ведро спускалось обратно. Его нужно отцепить. Потом сверху падала еда. И после - тишина, никаких тебе звуков или вообще хоть чего-нибудь: только он и она, ее треп, ее бесконечные рассказы и то, что она называла «уединением».
Дело в том, что он смирился со своей наготой в первый же день. Он смирился со всеми трудностями своего положения, включая заточение, рацион, влажность и неизвестность - со всем, кроме нее. Она была главным его наказанием. Он бы хотел посидеть в колодце один - да, в сравнении это было бы настоящим Эдемовым садом, но куда нам до сравнения? Далеко и еще дальше. Посади человека в одиночную - и он просидит там целых десять лет, вспоминая и мечтая. Подсади к нему другого - и он захочет убить его через десять минут, ну а может и меньше...
Он смирился и, как справедливо было ей замечено, превратился в животное.
-Вы омерзительны. - шептала она. - Почему я должна видеть, как вы...
-Так не смотри. - грубо отвечал он. - Это потребность. И ведро тут не для красоты.
Прикрыться было нечем. Одеяло она обычно оборачивала вокруг себя, так что ему приходилось быть обнаженным и справлять естественные нужды в своем первозданном виде. Его волосы слипались от пота, влажности и грязи. От него пахло зверем - но он и к этому привык, тогда как она пыталась бороться.
Она плакала, пока впервые не переборола себя. Она рыдала и причитала:
-Уйдите, уйдите, - она пьяно отмахивалась от него, стоя на коленях. - я не могу так, а мне нужно, закройте глаза и уши, исчезните...
А когда он равнодушно молчал, она завопила:
-Убирайтесь!
В своем желании расцарапать ему лицо она кинулась стремительно, но оступилась и, нагая, повисла у него на шее. Ее сотрясали рыдания. Она причитала:
-За что мне, за что мне, за что мне...
И ему впервые стало ее жаль. Но потом все вошло в привычку и она уже как-то перебарывала себя, пожимая плечами.
Но теперь его мутило. От ведра раз от раза пахло все хуже, а внутри у него начиналась неизвестная война яблок и слив, беспощадно уничтожающих полки друг друга, не оставляющих в живых никого и ничего. Она видела, как ему плохо, но в ободрении он не нуждался. Она слышала, как ночами он тяжело дышал и скрючивался. Ей было его жаль - она уже начинала привыкать к его молчаливой ненависти.
В одну из ночей она спросила:
-Вы что же, собрались помирать?
Он заскрипел зубами и сквозь слезы ответил:
-Нет.
-Я тогда сойду с ума. - уверенно заявила она. - Верно говорю. Чокнусь только так.
-Заткнись. - прошептал он.
-Ох, ну бросьте же, ничего страшного, поболит и перестанет, - пыталась она успокоить. - не для того же Вы столько жили, чтобы помереть от заворота кишок?
-Заткнись. - прошептал он, но слегка улыбнулся.
-Все будет хорошо. - заверила она его. - Но если Вы подохнете, то одеяло зато будет целиком мое.
-Я заберу его с собой. - заверил уже он ее.
Наутро в ведре плавало несколько таблеток в целлофане. И, забив нужник почти наполовину, невзирая на исполненное отвращением ее лицо, он остался жив, удивляясь благосклонности мучителя. Яблок поуменьшилось. С того дня начал падать еще и хлеб.
Иногда мучитель был до ужаса щедрым. Они не понимали, почему и за какие заслуги, но он поощрял их разными вещами. Прошло ведер, наверное, десять, когда вместе с едой сверху свалилось две пары теплых носок взамен истершихся. Разумеется, она сразу начала верещать:
-Что это значит? Что мы играем по правилам? Что мы уже ближе к цели? Или у нас просто порвались носки? Ах, как же сложно!
-Сложно. - согласился он, хмурясь.
-Давайте, мужчина, вспоминать! Вы что-то не съели? Может, съели чего-то больше обычного? Может, были слишком естественны или наоборот, зажаты? Вспоминайте!