С половой жизнью до заключения дела обстояли туго. Возраста ему было под сорок и женщины в его жизни были, но не задерживались. Самая терпеливая продержалась пару месяцев, после чего горько плакала, тихо закрывая дверь квартиры со спящим человеком внутри. Каждая из них была чем-то на другую похожа. Они все были маленькие и худенькие, с черными мешками под глазами и согнутыми спинами под тяжестью обстоятельств. Женщины эти жизнь вели безрадостную, как и он - потому они и сходились на какое-то время. У некоторых из них были дети и поначалу они тешили себя надеждой, что он возьмет на себя роль отца. Некоторых из них били мужья и в нем они искали защиту, пусть даже защита была бы банальной нежностью - но и ее они не получали. Женщины, разбитые несчастной жизнью, не получали рядом с ним утешения; напротив, его постель и была тем самым показателем несчастья, что постигало их, бегущих от своих проблем. И неизменно их находящих вновь...
Он смирялся, когда очередная говорила: «Не могу!», уходя. Или когда уходила молча, окинув напоследок взглядом серую его комнату, бедное его убранство, стол с красной клеенкой с початой банкой сардин, внутри которой плавала чайная ложка - все это было его миром, но не тем, который был им необходим. Они, появляясь на время, плакали у него на щеках, пытаясь заслужить то, что искали. Зачастую в постели они были неумелы, но пыжились что-то доказать и кое-как извивались и изгибались, хотя он и не просил. Ему было нужно лишь их присутствие...да и то, иногда он так думал, а иногда - нет. Но женщины были всегда, хотя и с большими промежутками. Естество было удовлетворено, а бессмысленное существование обретало смысл. Одна, ждущая, что он поможет с ее больным ребенком, вскричала со слезами однажды:
-Но зачем? Зачем? - рот ее скривила гримаса. - Зачем ты вообще существуешь, ради чего живешь?
И он промолчал. Он попросту не знал что ответить. Не знал, почему не хочет помогать ее ребенку, не знал, почему не хочет перевезти ее к себе и любить, как жену. Не верил он в эту затею; справедливо заметить, что не верил он ни во что остальное тоже.
Но ведра меняют жизнь. Теперь он верил, что ему не дадут умереть внутри влажного колодца. Верил, что его и ее выбрали для чего-то и, возможно, не случайно. Верил, что он может делать то, что не запрещено - а то, что запрещено, он выяснит после.
Внутри него назревало желание, а ее нагота все больше манила, день ото дня, минута от минуты. Возможно, что она иногда угадывала его мысли и спрашивала:
-На что это Вы так смотрите? - натягивая повыше полотенце. - Не смотрите так. Вы, мужчина, о-мер-зи-тель-ны! - и обязательно отворачивалась от него и, кажется, вздергивала свой нос.
Но чем больше она заворачивалась в одеяло, тем больше оно пахло ею. Зачастую она засыпала раньше, пусть и забирая большую часть - хоть у него и оставалось меньшая, носом он втягивал каждый дюйм поверхности, закрывая глаза. Когда она ровно дышала или храпела, он покусывал это одеяло и старался не думать, что его спина прикасается к другой обнаженной спине. Он думал о вещах ужасных, чтобы не думать о ее непосредственной близости. Чтобы не чувствовать ее запах, он бросался к ведру с испражнениями и полной грудью вдыхал, так, что его чуть не выворачивало наизнанку. Но даже сквозь миазмы доносился ее фруктовый запах. Закрывая глаза, он видел ее. Кусая до крови губы, он замечал, что кровь принадлежала уже не ему, а давно уже - ей.
Так что он не выдержал. Он царапал ногтями камень, чтобы не поддаться соблазну - надеялся, что поможет. Он выпускал нитки из своей части одеяла и пытался запустить обратно, надеясь, что поможет. Однажды даже поплакал немного - надеялся, что поможет. Пытался молиться - и не вспомнил ни одной молитвы, а может, никогда ни одной и не знал. После того, как двадцать второе ведро было спущено, он поднял на нее глаза и сказал:
-Эй.
Она подняла глаза и начала свое:
-Что Вам, мужчина? Вечно вы это. Не даете мне никогда наслаждаться моим уединением, вечно прерываете - то одно, то другое, то слушаете, то не слушаете, а я ем, а вы как обычно - да-да, как обычно, Вы...
-Замолчи. - прервал ее он. - Извини за это. Я пытался, но оно сильнее.
Она было вскинула брови, только-только хотела продолжить свою тираду, но не успела. Бросившись на нее и сомкнув руки на ее тонкой шее, ему не составило труда развернуть ее и лицом вдавить во влажную стенку колодца. Она была женщиной - и слабой женщиной. Она сопротивлялась, как могла, но его желание было сильнее. Он лишь шептал ей:
-Прости. Так нужно. Еще немного. Не дергайся, не хочу сделать больнее.