Она промолчала и шумно сглотнула.
-Как Вас зовут?
-Какая разница? - удивился он. - Зачем мне нужно имя, или тебе оно зачем нужно. Нас тут всего двое. Когда я говорю, я говорю или тебе, или себе, не ошибешься.
-И то верно. - сдавленно она прошептала.
-Так что без имен. Какая разница.
Они еще немного помолчали.
-Я часто думаю о муже. О том, счастлив ли он. Или же он смирился с моим исчезновением. Я...-она сделала паузу. - я не знаю, как я вернусь к нему.
-Собираешь вернуться? Как?
Она почесала лоб, нахмурившись.
-Не знаю я как! Вдруг он нас отпустит.
-Он нас не отпустит. - уверенно сказал он. - Он не собирается нас отпускать.
-Значит ли это, - начала она. - значит ли, что я умру здесь, грязная, голая и несчастная рядом с тем, кто даже не знает моего имени? Значит ли это, что я вынуждена терпеть унижения и получать подачки, каждодневно решаясь умереть - но мне страшно, вдруг он все же хочет нас когда-нибудь выпустить? О, горе мне! Я буду последней дурой, если умру здесь, когда там меня ждет мой мужчина...хотя я знаю, - она покачала головой. - Знаю, что не смогу вернутся к нему после всего этого ужаса и, скорее всего, я прыгну с крыши, напоследок только лишь его увидеть нужно. Значит ли это, что Ваше бородатое и уродливое лицо - последнее, что я запомню, если нас не выпустят? Я начала забывать другие лица и другую жизнь. Теперь все у нас тут - ведра, еда и подачки, да еще Вы со своим животным этим...Я ненавижу Вас, - тихо говорила она. - но без Вас я бы сошла с ума. И ради этой ненависти я готова терпеть все, что Вы или он со мной сотворите. Я не знаю зачем. Не знаю зачем. Не знаю зачем.
Под конец она уже плакала, содрогаясь всем телом. Ее трясло так, как не трясло никогда. Шестьдесят два ведра - за все это время ни разу она не тряслась так пронзительно и так грустно, и ни разу до этого, плача, она не падала плакать на его грудь. Ее было жаль. Ей было жаль. Она сама не заметила, как сквозь слезы она что-то выстукивала своими потрескавшимися губами, как, сама того не ведая, сцепляла руки в замок прямо за его шеей. Она не до конца поняла, что одеяло, давно уже негодное для укрывания, нужно было для сцепления их в одно целое - ведь не одеялом они грелись все это время, а теплом друг друга, правда, не до конца это поняв. Она не понимала, что ее губы сами натолкнулись на его губы и приняли его влагу с большей отдачей, нежели принимали влагу из ведра. Она не знала, что он будет вспоминать об этом еще долгое время и что последнюю оставшуюся сигарету, которую он берег на особый случай, он выкурит буквально через пятнадцать минут. Они слились в клубок ненависти, любви и одиночества. В колодезном заточении им понадобилось шестьдесят два ведра, чтобы наконец-то согреться полностью, подмяв под себя одеяло.
-Что это за шрам у Вас здесь? - водила она рукой по его груди, палец перешел на левую сторону. - Здесь, на месте ребра?
Он издал неопределенный звук.
-Неприятно?
-Его там нет. Удалили давным-давно. - сказал он. - старая история, не интересно.
-У нас полным-полно времени. - со слезами на глазах улыбнулась она.
Ведра так больше и не забрали. На все их крики и угрозы отвечало лишь молчание. Единственный раз душегуб дал о себе знать, когда у них, кажется, внутри уже пересохли все слезы: в абсолютной тишине воздушное пространство прорезало маленькое и червивое яблоко, с громким стуком упавшее в оцинкованную пустоту ведра.